Герайн вспомнил свои мучился над учебниками. Он делал бесконечные задания, позволяющие расширять сознание, управлять собой и миром в мелочах. Тогда в мелочах… Поначалу каждое задание кажется бредом. «Представьте себя в форме овала, а затем поместите в треугольник». Что это, о чем? Но это единственный способ заставить свое сознание вылететь из тела, как пробку из бутылки. Герайн жаловался, не всерьёз конечно, отцу на задания для идиотов. Отец говорил:

– Хорошенько поешь и ложись спать. Чтобы во всем разобраться, надо хорошо кушать и спать.

Герайн слушался, ложился на нижнюю полку двухэтажной кровати – на семилетие Лучик отвоевал себе право спать наверху – и под воспаленными веками вновь и вновь овалы помещали себя в треугольники. А мир превращался в огромный музыкальный инструмент, где каждая малая частица – струна. Пальцы подрагивали от желания сыграть на этих струнах. Но когда Герайн просыпался, это ощущение уходило. Везет же светлым и темным, думал он, лениво пиная кожаный мяч в обществе Лучика. Им для совершения магии нужно раскачивать не разум, а эмоции. Магам Света вообще нет нужды слишком сильно приближаться к Бездне, а некроманты приходят сюда, следуя по дорогам предсмертного ужаса. Как твари, только наоборот…

Но однажды он прорвался сквозь эти бессмысленные задания, поднял голову от учебника и поразился хрустальной хрупкости мира вокруг. Его логичности, гармоничности, тому, как одно действие рождает другое, тому как…

– Как красиво… – шепнул он и поразился тому, как пошло и неуместно звучат эти слова сейчас. Ни на одном языке не было слов, способных объять, выразить это необъятное. Недаром маги говорят: «Объясняя – лишаем смысла». Каждый маг проходит путь открытия силы сам по себе. Следы идущих впереди так легко заносит песком. Одно спасает – знание, что этим путем уже ходили…

Через неделю Герайн сдал вступительные экзамены. Разумеется, блестяще. Его сразу перевели на второй курс – оказалось, что весь первый год студенты именно этим и занимаются – пытаются увидеть мир во всем своем многообразии и красоте посредством магических практик. А если повезет – ещё и найти свое место в нем. Тогда он своего места не увидел. Потом, позже, на четвертом курсе, когда скопленные отцом деньги начали таять, один из преподавателей предложил вступить в орден Разума. И Герайн согласился. Учебу ему оплатили, выдавали стипендию. И ждали, конечно ждали, ответного хода – возвращения на родину, в Астурию. Никто не делает благодеяний просто так. Да он и сам этого желал. Конечно, теперь перед ним открывались заманчивые перспективы – магов такого уровня вне орденов было мало. Он мог бы заниматься чем угодно: охраной, сотрудничеством с полицией, искусством, прикладной магией… Везде у него не было бы отбоя от заказчиков.

Но Герайн вернулся домой. На свое место. И знал, что поступил правильно. Даже теперь.

– Знаешь, как я тебя люблю? – спросил Лучик, семилетний мальчик, стоящий так близко к Герайну и так от далеко от него, на самом горизонте. Ноги его утопали в серебристой траве. Черная жирная тень колыхалась за спиной, иногда приподнимаясь. Герайн молчал, наблюдая потуги твари выглядеть человеком. Потом сказал:

– Так же сильно, как я тебя, Лучик.

Лючиано проснулся от собственного храпа – он замерз под тонким казенным одеялом, заложило нос. Астурия гораздо севернее Винетты, здесь холоднее. Из форточки немилосердно дуло. Он повернулся на бок, пытаясь устроиться в такт движению поезда, скользнул взглядом по спящему Хагалу и подскочил, чуть не ударившись головой о верхнюю койку. В неверном свете луны уродливая тень, склонившаяся над Хагалом, казалась скорее нелепой, чем страшной. По крайней мере, до того момента, пока мозг Лючиано не проснулся. Тень повернула голову в сторону Лючиано, прошамкала так, что он едва понял: