Знаете, что бывает в историях, когда герой или героиня думает: «Готов(а) поспорить, я правда не видел(а) никаких призраков. Это просто простыня. В цепях. Летящая через нашу кладовую. Визжащая. Нет, это просто у меня разыгралось воображение». Вы же помните, с какой ненавистью относитесь к подобным героям? Вы ненавидите их, но при этом уверены, что вам-то хватит ума опознать привидение, когда встретитесь с ним, особенно если вы герой истории «Визжащий призрак».

Это именно та часть истории.

Проблема в том, что вы не понимаете, что попали внутрь самой истории. Вы считаете себя просто ребенком. Вы не хотите верить в родинку, или в призрака, или во что-то еще, когда приходит ваша очередь. Я решила для себя раз и навсегда, что родинка не светилась. Это была игра теней, галлюцинация, соринка в глазу или что там еще придумывают люди, когда хотят объяснить то, чего на самом деле не было. В любом случае я перестала верить, что родинка светилась. Пришлось.

Но это не важно, поскольку я все еще была убеждена, что она изменила цвет и размер, а это уже само по себе достаточно страшно. Я выключила компьютер и прокралась в коридор. Хрюня последовала за мной, урча и выписывая небольшие восьмерки у меня под ногами. Наверное, она решила, что пора на ранний завтрак, но, когда я ее не поняла, принялась мяукать.

На мгновение я подумала, что мама меня застукала, когда услышала ее голос из спальни. Я замерла. Голос продолжал звучать: слово, пауза, слово, пауза, словно бы мама играла в лото и озвучивала выигрышные номера. Меня охватило любопытство, поэтому я подкралась потихоньку к двери спальни. Она была приоткрыта, и я приставила ухо к щели.

– Трактор, – сказала мама.

Трактор? Я заглянула в комнату.

– Горилла, – продолжила она. – Апельсин… Домино… Зрение… Мышь…

Она лежала на спине и разговаривала во сне. По-английски и по-итальянски. И ей снилась странная перекличка.

Я послушала еще, ожидая, что она остановится или скажет что-то вразумительное. Я плохо знаю итальянский, но понимала, что итальянско-английский словарь не поможет мне прояснить, что же я слышу.

– Лазанья, – сказала мама.

– Спокойной ночи, – буркнула я и пошла в постель.

Утром я записала маму к дерматологу. Медсестра сказала, что номерки есть только на прием через месяц. Я вежливо нагрубила по этому поводу, и после оживленной беседы было велено прийти на следующей неделе.

Следующая неделя. Я ее как-нибудь уломаю, решила я, кладя трубку. Я тогда была несказанно рада, поскольку еще не предполагала, что мама исчезнет через четыре дня.

Давайте я перепрыгну через эти четыре дня, так как про них рассказывать особо нечего. Обеды, сон, споры с мамой, поскольку она ни в какую не соглашалась пойти к врачу, как будто бы ничего не изменится вовек.

Мы шатались по магазинам, паковали подарки, забрели в церковь, нарядили белую пластиковую елку. Если бы моя жизнь была кинофильмом, то это была бы нарезка сцен под музыку, так ленивые режиссеры обозначают течение времени. Знаете, это были бы забавные короткие клипы про нас с мамой: вот мы в магазине примеряем разные наряды и забавные шляпы, вот пытаемся приготовить гоголь-моголь, но крышка блендера отскакивает, и яичная смесь забрызгивает стены и нас, а мы смеемся.

А вот мы на Рождество колядуем возле чьего-то дома. Ой, а хозяева оказались евреями! И все это под какую-нибудь классическую рождественскую музыку. А дальше – бац! – и прошло четыре дня. Это было в канун Рождества, но я не буду заострять на этом внимания, поскольку это не рождественская история. Это история о Дне Смека.