Голос гостя звучал глухо и гулко одновременно, будто у меня в ушах полно воды, и как из-под воды, лицо говорящего дрожало и шло рябью.

– Такой десерт и я бы ждал с нетерпением. Это противозаконно, Эдсель. Ты должен был мне рассказать, что прячешь…

– Я не понял ни слова из того что ты сказал, – довольно резко перебил тот, чуть привставая. – Мисс Дашери? Вам дурно? Может вам стоит присесть?

Я бы присела и сама, если бы была в состоянии сообразить с какой стороны от меня находится ближайший стул. Шум в ушах усилился.

Почему голос Эдселя я слышу нормально и так же нормально вижу его странные светлые глаза, тогда как глаза Ланса похожи на омут, темное лесное озеро, со дна которого бьют ледяные ключи. А я не знала и уже нырнула.

Попалась.

Темно. Как тогда. В ушах шумит, никак не вдохнуть, не выдохнуть, внутри меня и вокруг полно тяжелой густой воды и в руках ее не удержать…

В лицо плюхнуло. Отчаянно защипало в носу и потекло за воротник. Меня держали.

– Эдсель, какого?.. – возмутился Лансерт.

– Она попросила воды.

– Не думаю, что имелся в виду душ из графина, половина которого сейчас на мне.

– Так резво бросаться на помощь бывает чревато последствиями, – как ни в чем ни бывало отозвался Алард, но судя по язвительным интонациям, воскресать мне было рановато.

– Это ты привык, что дамы от тебя в ужасе, мне подобное в новинку.

Послышался стук опускаемого на стол графина, совсем рядом скрипнул ножками стул. Меня аккуратно посадили, стали позади, придерживая за плечи. Руки держали мягко, но крепко, спинка стула упиралась в шею, затылок касался чужого живота.

– Не представляю, чем я мог так ее испугать.

Голосу-кошке было любопытно. Кошка втянула коготки, и потрогала занятную штуку мягкой лапой.

– Спроси у нее сам, когда она закончит изображать беспамятство в твоих крепких объятиях, а с меня достаточно представлений, – с некоторой ноткой презрения произнес Эдсель.

– Ты же ждал десерт.

– А ты его получил, так что вкушай… свои благодарности. Дверь сам найдешь.

– А как же поездка в город? – напомнил Лансерт.

– Это бессмысленно так же, как мое дальнейшее пребывание в столовой.

Раздался звук удаляющихся шагов, а потом вкрадчивый голос произнес мне в самое ухо:

– Можете открыть глаза, его тут нет.

Разом ощутив губы, едва не касающиеся меня, тепло рук на плечах, мокрую ткань, липнущую к коже, покрывшейся цыпками от непозволительно близости, я вскочила, пожертвовав некоторым количеством волос, что успели запутаться за пуговицы мундира. Утренний гость поднял руки в знак того, что не собирается меня удерживать. Его забавляла моя паника, и острые уголки чувственно очерченных губ так и норовили расползтись в улыбке.

– Вы что-то скрываете, – сам себе кивнул Лансерт, обнимая пальцами выступающие резные рожки на спинке стула. – Что же?

Снова эти цапкие нотки в голосе.

– Я… Извините. Спасибо за помощь.

Выглядела я, должно быть, презанятно в мокром платье и в стремлении как можно быстрее покинуть место происшествия. Меня не удерживали. Разве что взглядом. Но даже такие глубокие задумчивые взгляды, каким наградил меня шеф жандармерии, вещь слишком нематериальная, чтобы остановить.

В столовую я ходила, в основном, через ведущую в холл арку, туда и бросилась убегать, чуть не сбив у лестницы решившего вернуться хозяина дома. На Эдселе был плащ.

Я нырнула за дверь, ведущую в коридор к кухне и выдохнула.

– Верни, – донесся до меня приглушенный расстоянием и дверью голос Лансерта, – это улика.

– Могу и вторую отдать, жертв же две. Будет две улики, – язвил мой работодатель.