Петруха гневно засопел, Влад негромко сказал:

- Вот сейчас мы видим, как экспедиция, преодолев почти весь путь, на глазах разваливается.

- Вот глас здравого смысла, - насмешливо сказала Ольга, - просто некоторые настолько сильно не желают делиться, что готовы похерить всё! Не себе, значит никому! Истинный последователь Ставрицкого узнаётся за милю!

- Нет, вы не понимаете, мы говорим не о жадности, а о том, что делить «чистильщик» просто нельзя! Его вообще может быть недостаточно даже для поверхностного изучения, - Петруха, нервничая, то и дело поправлял очки, - будьте же благоразумны!

- Я вполне поняла, ещё когда ты это сказал первый раз, - отрезала Ольга, - это ты не хочешь понять, что мне на твои доводы наплевать! Вам не хватит, велика беда! Вы не единственный научный центр на свете, и не лучший к тому же. Есть ещё Метрополия в Кирове, и много поселений в Сибири, где и раньше было холодно, где люди обустраивались в менее авральном порядке и сохранили больший научный потенциал. Так что вместо того чтобы призывать к благоразумию меня, прояви его сам! Отдай мне весь препарат, а я позабочусь, чтобы он попал в нужные руки.

- Я думаю, ты не понимаешь всю глубину ситуации, - внезапно сказал Михаил, - дело в том, что «не хочу делить» и «нельзя делить» – вещи разные. Даже если сейчас учёная братия согласится на словах, потом могут возникнуть осложнения летального характера… ты на большой дороге прекрасно должна была выучить, что есть много способов избежать раздела добычи. Понимаешь, о чём я?

- Отлично понимаю, - кивнула Ольга и похлопала рукой по висящему на боку «винторезу»: - я готова к осложнениям.

Латышевский посмотрел на Пустынника:

- А ты чего молчишь-то, сынок?  Бескорыстный,  говоришь, а пару себе подобрал совсем противоположную.

- Пытаешься нас рассорить? – едко ухмыльнулась Ольга, - ещё раз попытайся.

Пустынник только пожал плечами:

- Для меня искать похожего на себя человека – значит остаться одиноким. К тому же, не вам судить Олю, это понятно? В некотором смысле, между нами есть немало общего. В том числе тот факт, что мы оба – жертвы Ставрицкого. Нет, я, конечно, понимаю, что с вашей точки зрения она – грабительница с большой дороги. А чья это вина? Её? Нет. Далее, она корыстна. И что? Все такие, кроме меня. Я напомню вам, Иван Иванович, что вы сказали про Ставрицкого: «он, хоть и ублюдок как личность, в масштабах всей округи играет очень важную и положительную роль».  Потому будьте последовательны: оценивайте поступки людей с точки зрения влияния на общество в целом. Вы полагаете, если у Ставрицкого будет монополия, это хорошо? Сомневаюсь. Таким образом, если мы с Олей продадим часть препарата в другие руки, в целом это будет очень и очень хорошо. А что вы лично имеете причины недолюбливать Олю – ваши проблемы. В конце концов, вряд ли среди присутствующих здесь много святых. Её прошлое – результат неправильного устройства общества, только и всего. И виноваты в этом по большому счёту все, кроме меня.

Ольга торжествующе и дерзко улыбнулась: пока её поддерживает Пустынник, она хозяйка положения. Или, по крайней мере, считает себя таковой.

- Ловко оправдал бандитку, - негромко сказал Сергей.

- Полагаю, мы в тупике, - устало вздохнул Слепнев, - я не могу согласиться на раздел препарата. А что, если Университет выкупит у вас вашу долю? По установленной вами цене?

- Не выйдет, - сказал, ухмыльнувшись, Макс, - она слишком сильно ненавидит Ставрицкого.

- В точку, - кивнула Ольга, - кроме того, я, конечно, жадная и эгоистичная сука, но ничто человеческое и мне не чуждо, как ни странно. Я хочу не просто разбогатеть и насолить Ставрицкому, помешав ему разжиреть на чужом несчастье ещё больше. Суть раздела не только в деньгах, но и в самом принципе раздела. Университет не будет монополистом. Либо «чистильщик» будет у всех, либо дальше идите сами и подыхайте за чужие меркантильные интересы.