Индиана поймал ее руку и вложил в мозолистую ладошку пачку денег. Женщина как бы засопротивлялась, но взяла. Потом сказала с максимальной горечью:

– И ты думаешь, на эту подачку можно вернуться в Штаты и начать новую жизнь, достойную той Лилиан Кэмден, какую помнят в Чикаго?

– Это больше, чем доход американского профессора за год… – Он даже обиделся. – И вообще, ты сейчас не блещешь умом, дорогая, как и прежде. Не только я в курсе, кто хранит столь занятную вещицу. Многие серьезные дяди интересуются ей, они не станут цацкаться с тобой и заботиться о твоей израненной душе. Я тебя умасливаю, а они просто возьмут то, что им требуется.

– Не разговаривай со мной, как с девочкой, которую могут отшлепать! – с пьяным вызовом сказала женщина.

– Если я правильно тебя понял, ты все-таки повзрослела. Поэтому должна догадываться, что прячешь у себя – под подолом, наверное, – далеко не безобидную вещь. Не исключено, что именно из-за нее запропастился куда-то Орлофф. И я не уверен, что американская разведка дождется от него ответа или привета.

Напор Лилиан вдруг исчез, появилась складка меж бровей, свидетельствующая о работе мысли.

– Вот какой ты теперь археолог – под юбками копаешь, – произнесла женщина с неуклюжим кокетством. Потом, глядя в сторону, спросила как бы невзначай: – Он что, в самом деле из-за этого пропал?

– Дай мне сначала разобраться с тем, что есть «это», и что за зверь такой Александер Орлофф.

Индиана дотронулся холодным пальцем до возбужденной жилки на шее женщины. Она отшатнулась не сразу.

– Что ему известно обо мне, Лили? Что ты ему про меня наплела?

– Ничего. А ну, втяни ручонки, не то ударю.

– Ударишь, ударишь… Не может же он быть кузеном моей мамочки, который мастерил всякую дрянь и переселился в лучший мир задолго до того, как я стал бойскаутом? Где же ты подцепила «профессора» Орлоффа?

Лилиан снова напряглась. Пожалуй, Индиане не стоило такого говорить.

– Он большой ученый, в отличие от тебя, мистер Джонс. И этим все сказано.

– Ладно, вернемся к «кулону». Когда я смогу совершить акт купли-продажи?

– По крайней мере, не сегодня.

– Это почему, Лили?

– Тебя можно потреблять только в малых дозах. На сегодня хватит. И так уже мутит.

Мисс Кэмден всегда отличалась упорством, вспомнил доктор Джонс, и в условиях высокогорья это могло перейти в параноидальное упрямство.

– От этого тебя не мутит? – Мановением пальца он обозначил ряд пустых стопок. – Ладно, хватит дурить. Каждый миг на счету.

– Джонс, у меня времени навалом.

– Я же объяснял! – разъярился гость. – Будь уверена, есть еще желающие посетить твою мерзкую харчевню. Я не хотел тебя пугать больше, чем надо, но в Чикаго мной интересовались некие весьма темные личности.

– Ты, что ли, светлая личность? И не надо врать, будто случайно здесь оказался, что просто проезжал мимо! Кто тебя послал, а?

Все они, католички, такие. Ну, через одну. Католички-истерички. Конечно, не стоило их жечь на кострах, как это делала инквизиция, но в какой-то мере инквизиторов понять можно… Подобные мысли мелькали в голове Индианы Джонса, когда он покидал «Двор Рамзеса» через дверь, чтобы вскочить в седло своего пони и потрусить в отель с гордым именем «Эксельсиор».

А туда вскоре должен был явиться скромный коммерсант с невыразительным именем Билл Питерс, торгующий кальсонами и резиновыми сапогами.

Маленький тощенький Билл Питерс поистине был человеком интернациональной наружности. Сейчас он оказался не лысоватым блондинчиком, а усатым смуглым брюнетом, и, наверное, уже не Биллом Питерсом, тем более не майором Питерсом, а какимнибудь Нарасингхой или Махмудом. Да, такой везде сойдет за своего – и в Индии, и в Турции, и в Мексике. «Помнит ли этот юркий человечек, каким именем нарекли его папа с мамой?» – неожиданно подумалось Индиане.