– А Кира? Вы ничего не сказали о ней?

– С вашей дочкой всё хорошо. Неглубокие порезы, мы всё обработали и зашили, с ней всё будет в порядке.

– Можно… мы… навестим её?

– Да, конечно, – говорю и подзываю одну из медсестёр, чтобы проводила семью к девочке.

В такие моменты я чувствую благодарность судьбе за то, что работаю с такой опытной медсестрой, как Полина. У неё настоящий талант психолога. Умеет находить нужные и проникновенные слова, чтобы успокоить тех, кто испытывает душевные муки.

– Как дела? – снова появляется Гранин и тихо спрашивает.

Устало смотрю на него. На мгновение забываю о своей неприязни к этому человеку и с трудом сглатываю – во рту пересохло от волнения.

– Пойдём, поговорим, – главврач открывает дверь в комнату отдыха, и мы оба заходим внутрь.

– Столько тяжелораненых… – я сажусь на край дивана и пытаюсь контролировать свой голос, а он дрожит. – Двое погибших, один с мёртвым мозгом, четверо по-прежнему в операционной и ещё столько же в реанимации в стабильно тяжёлом состоянии. Ещё четверо уже в палатах, с ними всё более-менее хорошо, – докладываю Гранину.

– А с тобой всё в порядке? – обеспокоенно спрашивает он.

Поднимаю медленно голову и пристально смотрю на него.

– Нет, Гранин, я не в порядке, – прячу лицо за ладонями. – Мне только что пришлось сообщить мужчине, что его жена и их нарождённый ребёнок умерли.

– Элли… – главврач сделал ко мне большой шаг.

– Не прикасайся ко мне! – тихо, но настойчиво говорю ему.

Он игнорирует мой протест.

9. Глава 9

Никита, не обратив внимания на мой отказ, неожиданно наклоняется и поднимает на руки. Я осознаю его физическое присутствие, слышу дыхание, кончики наших носов почти соприкасаются, и мне кажется, что между ними вот-вот проскочит электрический разряд, как из тех шаров, которые нам показывали на уроке физики в школе. Ощущаю его напряженные мышцы под одеждой и позволяю прижимать к себе, заключив в объятия.

Я порывисто и глубоко вдыхаю, и целый букет запахов проникает мне в нос. Столько лет прошло, но ничего не изменилось! Он по-прежнему пахнет так невероятно хорошо! Как дорогой лосьон после бритья, как кофе, и ещё… Вдруг безошибочно понимаю: пахнет им, Никитой Граниным.

Волна воспоминаний обрушивается на меня.

Мы с Никитой на пляже…

Мы с Никитой в постели…

Мы с Никитой целуемся за сараем…

– Ты такая замечательная, – тихо шепчет он.

Закрываю глаза, не шевелясь в его объятиях, и ощущаю, как слёзы пробиваются из-под неплотно сомкнутых век. Кладу голову на его плечо и замечаю, как моё тело сотрясается от рыданий.

Перед моим внутренним взором всплывают новые воспоминания.

Никита весело общается со своими друзьями, а я сижу в полутёмном углу комнаты и тихо плачу, глядя на него издалека…

Я в своём нарядном платье жду, когда поеду на весенний бал, а Никита всё не приходит. Мне кажется, что он совсем забыл обо мне, и снова роняю слёзы…

Одноклассники смеются и указывают на меня пальцем, я убегаю и плачу…

Мой директор школы, который строгим голосом говорит мне, что в его служебные обязанности не входит шпионить за моей болезненной склонностью к Никите Гранину, а потом выхожу из кабинета, выбегаю из здания, проношусь на задний двор и там реву, уткнувшись лицом в дерево…

Я резко отрываюсь от него и смотрю на него. Столько ярости в моём взгляде. Он должен, он обязан это ощутить каждом молекулой!

– Я. Сказала. Не прикасаться. Ко мне! – я резко вырываюсь и, едва оказавшись на ногах, делаю короткий размах и даю главврачу звонкую пощёчину. Не слабенькую, – такие ещё называют «для острастки». Нет, это почти удар, после которого у меня огнём горит ладонь. Но его физиономии досталось, надеюсь, ещё больше!