– О, нет, – тихо говорю и предлагаю вызвать Осипа Марковича – он один из опытнейших нейрохирургов страны, может быть, сумеет сделать что-нибудь? В ответ главврач отрицательно качает головой и перечисляет повреждения. Мне становится понятно: такие травмы несовместимы с жизнью. Пациент самостоятельно дышать не может, за него это делает аппаратура ИВЛ.

Столько смертей в одну смену – это серьёзное испытание для психики каждого, кто работает в моём отделении. Конечно, я понимаю, что мы не боги, и далеко не всё зависит от наших стараний. Медицина вообще вещь непредсказуемая. У меня был пациент после пожара. Больше 80%% кожного покрова пострадало! И он выкарабкался. А другой парень, молодой и сильный, сломавший запястье во время тренировки, ночью умер – сердце не выдержало.

– Ты скажешь родственникам или это сделать мне? – Гранин пристально смотрит на меня. Подумав немного, отвечаю:

– Это моё отделение. Сама всё сделаю.

Надо бы идти, найти родственников, если они уже приехали, и поговорить с ними. Но сначала нужно собраться с силами, а это сделать очень нелегко. Ведь сюда привезли 19-летнего парня, который буквально пару часов назад был полон жизни, а теперь… Вздыхаю и прошу медсестру найти близких пациента. Она уходит, мы с Граниным остаёмся в палате вдвоём. Не считая этого несчастного.

– Тебе нужна помощь? – спрашивает он и испытующе смотрит на меня.

Его тёмно-синие глаза кажутся усталыми и измученными, и на мгновение испытываю к нему что-то вроде жалости.

Но всего лишь на один крошечный миг…

– Нет, – уничижительно говорю и выхожу.

Снимаю свой жёлтый защитный халат и бросаю в мусорное ведро.

– Как дела? Держитесь? – я вопросительно смотрю на молодую медсестру за стойкой регистрации.

– У нас всё в порядке, – она вздыхает с облегчением. – Да, Эллина Родионовна, родственники вашей пациентки, которая поступила на 22-й неделе беременности, находятся в зале ожидания.

Коротко киваю, затем направляюсь в указанное место. Но прежде чем зайти туда, делаю глубокий вдох. Это одна из самых неприятных и тяжёлых вещей в моей работе – сообщать близким, что их родной и любимый человек больше не вернётся к ним. Никогда.

– Доктор, как там мои жена и дочь? – ко мне подходит полноватый мужчина лет 35, с усталым лицом. Он смотрит на меня с надеждой.

– Ваша фамилия Портнов? – спрашиваю его, чтобы убедиться, что разговариваю с правильным человеком. Ошибки случаются иногда, но недопустимы.

– Да.

– Алексей Алексеевич?

– Да, это я, – надежда сменяется тревогой. – Так что там с Софией и Кирой? – он начинает нервничать, но рядом, слева и справа, его поддерживают пожилые мужчина и женщина. Видимо, родители. Теперь их глаза тоже направлены прямо на меня.

– Кирочка – это наша внучка, ей четыре годика, – едва сдерживая слёзы, говорит бабушка.

– Алексей Алексеевич, мы сделали всё, что было в наших силах. Но, к сожалению, ваша жена… не выжила. У неё были слишком серьёзные внутренние повреждения, – мой голос звучит мягко, и я внутренне готовлюсь к тому, что сейчас произойдёт.

– А как же… малыш? – глаза мужчины наполняются слезами.

– Мне очень жаль…

– О, нет! – он опускается на колени, и я беспомощно стою рядом с ним. Родители принимаются утешать мужчину, но разве тут словами поможешь? Он безутешно глухо рыдает, закрыв лицо руками.

– Мне искренне жаль, – снова повторяю и знаю: что бы я ни сказала сейчас, это ему не поможет.

Он потерял жену и их будущего ребёнка… Всего за одну ночь. Родители помогают ему сесть. Мужчина поднимает красное и мокрое лицо и спрашивает хриплым голосом: