«А то вы не знаете, какой скандал тут был из-за этого чёртова депутата!» – возмущаюсь мысленно. Но набираюсь терпения и подробно рассказываю, что случилось в моём отделении пару месяцев назад. По глазам следователей вижу: они прекрасно осведомлены, тогда зачем… Ах, ну конечно. Пытаются найти нелогичности, нестыковки в моих словах. Это их тактика. Отыщут щёлочку и давай ковырять в надежде вытащить на свет что-нибудь нелицеприятное. Зря стараетесь.

– То есть Гранин потребовал, чтобы вы написали заявление по собственному желанию, но вы его требование не выполнили, правильно? – подводит итог Багрицкий.

– Да, всё верно.

– Почему? – спрашивает Яровая.

– Потому что я честно исполняю свои служебные обязанности и не считаю тот инцидент причиной для своего ухода. Всё, что случилось с депутатом Мураховским, – последствия его пьянства и хамского отношения к людям.

Следователи слушают, делают пометки в блокнотах, а я начинаю сильнее нервничать. Не потому, что ощущаю себя виноватой. Чёрта с два! Просто вся эта ситуация на психику давит. При чём тут я, в конце концов? Мураховский получил взятку, Гранин оказался в его кабинете, а трясут меня, как грушу?

– Скажите, а вы испытываете к депутату Мураховскому личную неприязнь? – вдруг спрашивает Багрицкий, прищурившись.

– Всё. Хватит. На все ваши дальнейшие вопросы я буду отвечать только в присутствии своего адвоката, – отвечаю, набравшись смелости. – Если вы меня в чём-то подозреваете, вызывайте повесткой. Если нет, то не мешайте работать. Беседа окончена.

Офицеры переглядываются, потом встают.

– До свидания, доктор Печерская, – загадочном тоном произносит Яровая, и они уходят.

Господи, да что же это?!

Но поддаться эмоциям не успеваю. Входит новый администратор Дина Хворова и говорит:

– Эллина Родионовна, там вернулся тот мужчина.

– Который?

– С собакой-поводырём, музыкант.

– И что хочет?

– Он опять ослеп.

– Не было печали… – произношу недовольно и спешу прочь из кабинета.

Когда же закончится этот день?!

8. Глава 8

– Эллина Родионовна, это вы? Это вы, доктор? – мужчина сидит на койке, рядом на полу собака. Открываю дверь, и оба поворачивают ко мне головы. Только лабрадор видит, даже хвостом виляет (узнала, кажется), а вот пациент…

– Здравствуйте, Максим Петрович, – приветствую его как можно оптимистичнее, поскольку лицо мужчины выражает крайнюю степень волнения. Он нервно теребит поводок собаки, хотя мог бы давно её отпустить.

– Здравствуйте! – он растягивает рот в улыбке. – Я опять ничего не вижу. Прикоснитесь ко мне ещё раз, пожалуйста. У вас целебные руки.

– Смотрите прямо, Максим Петрович, – прошу пациента, а сама беру барабан Кэтфорда и кручу перед его лицом. Эта хорошая вещь работает в ста процентах случаев: помогает выявить мнимых ослепших. Случаются у нас такие. Чаще всего это молодые мужчины, которые не хотят служить в армии. Им кажется, что достаточно прикинуться слепым, и врачи поведутся на их уловки. Особенно много было желающих «откосить» в прошлом году, когда началась мобилизация.

Но в данном случае понимаю: больной не обманывает.

Свечу ему в глаза фонариком – никакой реакции.

– Прикоснитесь ко мне, доктор. Как в тот раз, пожалуйста, – он протягивает руки, нащупывает мою ладонь и прикладывает себе ко лбу.

Я позволяю ему это сделать, но пребываю в некотором замешательстве. Он, случайно, умом не тронулся? Или правда поверил в исключительность моих прикосновений? Уверовал, будто я исцеляю этим? Медсестра Катя, которая стоит рядом, видит мой чуть растерянный взгляд и пожимает плечами. Мы не спешим осуждать Максима Петровича. В нашей работе чудеса случаются.