Я открыла глаза и дернулась, осознав, что стою почти на краю пропасти. И ведь замечталась настолько, что погибла бы.

Мир вернулся, перестал казаться холстом. Туман почти целиком спрятал горы, а то, что находилось внизу, было совсем не разглядеть.

— Тут очень необычно, — заметила я.

— Вы не туда смотрите, — тихо сказал Ричард и медленно и осторожно развернул меня.

Крик так и застыл в горле, потому что туман в саду исчез, словно повиновался чьей-то воле, и переполз на горы. Перед моими глазами открылась практически безжизненная пустыня. А ведь когда-то этот сад был живым! На деревьях, которые чернели безобразными остовами, распускались цветы, в заброшенном пруду наверняка отражались кувшинки…

Вдали виднелась полуразрушенная беседка. Но больше всего леденил кровь пепел. Он засыпал ту часть сада, где мы оказались, и от него — вот что странно — веяло холодом.

— Это сделал я, Агата.

Я вздрогнула, оглянулась и посмотрела в глаза Ричарду Шанрассу. Но какие бы чувства ни прятались за этими словами, он их не выдал.

— Теперь все, на что способен мой… способна моя магия, — это превратить живое в пепел.

Тишина неожиданно оглушила нас, туман медленно пополз с гор и укрыл безжизненный сад. Ричард ничего больше не говорил про проклятье, а я не решилась спросить. Мы и знакомы-то всего ничего… Чужие совсем. У каждого из нас свои тайны.

Он не обещал безопасность, как его дед. Не говорил, что не причинит боли. Лишь, стоя на краю пропасти, показывал засыпанный пеплом сад.

И остался со мной в ночи, когда в замке были призраки.

Что мне делать с этим мужчиной? Только рисовать для него. Рисовать так, чтобы горечь и бессилие, прятавшиеся в его глазах, теряли над ним власть.

— Я показал вам это, чтобы предостеречь от излишнего любопытства, — спокойно заметил Ричард Шанрасс. — Нам с вами предстоит долго жить вместе в замке.

— Я помню. В условиях договора сказано: пока не зацветет лиловый вереск, — отозвалась я. — И разорвать соглашение не получится.

— Иначе, думаю, вы бы бежали отсюда без оглядки, — закончил хозяин замка. — Только вчера вы, боюсь, совсем меня не услышали. Вы не сможете покинуть земли моего рода, Агата. Не сможете именно из-за этого прописанного условия про цветение сиреневого вереска.

Он сжал ладонь, в ней заклубилась тьма.

— До проклятья родовая магия, что бежит в крови, питала эти земли. И да, сиреневый вереск, или, как его называет народ, маральник цвел по всем склонам. И целебные настойки из лепестков лилового вереска славились на всю империю.

Ричард с большим усилием уничтожил сгусток тьмы в ладонях, буквально впитал его в себя.

— Вы хотите сказать, что маральник не зацветет?

— Да, Агата. По крайней мере, пока я не избавлюсь от проклятья.

— И как же его снять? — не утерпела я, все еще с трудом осознавая, что именно услышала.

Он усмехнулся, но как-то зло и холодно. Черты лица сразу заострились, взгляд стал иным, налился сиреневой тьмой.

— Никак. Неужели вы думаете, что останься у меня хоть малая надежда, я бы ей не воспользовался? Поверьте, уже опробованы все возможные способы и средства, но проклятье не исчезнет. Я не желаю, чтобы вы расспрашивали о нем меня или кого-то из моих людей. И не дайте небеса попытались помочь его снять!

— Но…

— Я. Не. Желаю, — отрезал Ричард так, что в его глазах вдруг вспыхнуло пламя, а под нашими ногами взметнулся пепел от невиданного ветра.

Мне ведь должно быть страшно. Должно. Но как бояться того, кто защищал от призраков? И судя по подслушанному утром разговору, не сводил с меня глаз всю ночь?