- Я дам вам номер, по которому можно связаться с нашими врачами. Они сообщат, когда вы сможете повидать его. Скорей всего это завтра. Еще наркоз, реанимация.
Врач что-то быстро чиркает на листе, и я дрожащими пальцами принимаю бумажку. 
Вздрагиваю и разворачиваюсь.
Наркоз. Реанимация. 
Еще этим утром у меня была семья и я была счастлива. Теперь ничего уже нет.
Выхожу на улицу, засовывая ладони в карманы. Хочется орать так, чтобы рухнула эта долбанная больница.
Выть от бессилия.
Геннадий где-то там на операции. Ему скорей всего уже дали наркоз. Бригада скорой, которая привезла его сюда и, возможно, последними видела мою девочку, уже умчалась по новым вызовам. Это я успела выяснить у сердобольной медсестры приемного, которая втолковывала мне, что лучший способ найти дочку - звонить в МЧС.
Еще есть вариант вернуться на место происшествия. 
“Но захотите ли вы это видеть?” - заглянув мне в глаза, спросила медсестра.
Я хочу орать!
И плакать!
И биться о стену!
В этой больнице, в месте, где, вроде как, принято помогать тем, кому плохо, тем, кто попал в беду, никто не может помочь мне. 
В МЧС бормочут что-то невразумительное: обзванивайте стационары. 
Как можно не знать, куда делся один маленький ребенок?! 
А если она… если она куда-то ушла?
Испугалась. Убежала. 
От этой картины мое сердце еще сильнее обливается кровью. Моя маленькая девочка в огромном мегаполисе ночью. Одна. 
Холодные, мерцающие огни предновогодних гирлянд, сотни безразличных прохожих, спешащих по делам и моя крошка, которая не знает, у кого попросить помощи, которая плачет одна.
Закусываю ноготь.
Сейчас я натурально вою и даю волю слезам.
И никто в целом мире мне не поможет.
Происходит почти то же, что было и тогда…
В кармане пиликает сотовый.
Надя. Подруга, которая нас с Геннадием и свела.
Подношу аппарат к уху и все, на что меня хватает это разреветься в трубку в ответ на ее слова:
- Слух, Ань, а Генка-то… он не на корпоративе? Не загулял, м? А то с обеда звоню и молчит сотовый…
Подруга прерывается, слыша мои рыдания.
- Бросил тебя что ли накануне нового года? Вот же гад!
- В больнице! - наконец, выдавливаю из себя слова, размазывая перчаткой по лицу слезы. - В реанимации! Ника пропала-а-а-а!
Надя выслушивает. Потом говорит быстро и деловито. 
Вообще-то она продюсер, но куда более успешный чем Генка. За пару последних лет рванула к верхам и даже предлагала мне перейти к ней, обещала туры по разным странам, но отступила, когда Геннадий красиво подарил мне кольцо на нашей общей посиделке.
И даже вроде одобрила этот наш дуэт.
Сейчас Надя надиктовывает мне план действий, а у меня такое чувство, что земля под ногами перестала шататься. Наконец кто-то умный и привыкший работать в полнейшем - как она это называет кабздеце - человек взял все на себя.
Сегодня мне нужен именно флагман. Тот, кто скажет: “делай так и так, получится это”. 
Я уже почти ни на что не способна сама.
Выдыхаю, дослушав.
Меня почти перестает потряхивать, когда Надя спрашивает:
- Поняла?
- Угу. 
- Молодцом! - звучит бодрый голос подруги. - Ань, понимаю, как тебе сейчас, но давай сопли в кулак. Надо действовать. Я дерну знакомых журналюг. Понимаешь, такую аварию точно кто-то должен был видеть. Поднимут соцсети. Ну и ты не отставай.
- Ага.
- Твой инстаграм в том числе наша палочка-выручалочка. Вот у тебя восемьдесят тысяч подписчиков.
- Семьдесят девять.
- О, вечно ты себя принижаешь! - бурчит Надя. - Даже сейчас. Короче, среди них точно найдутся люди из органов или покруче. Они твои фанаты, Ань, они грудью за тебя.