Слова застревают в горле, оттого что доченька достает именно редкую и самую милую сердцу фею. Поцеловав ее, идет к Грозному.

— Это вам, — протягивает.

— Нет, ты что? — смутившись, Демид опять хмурится. — Я не возьму.

— Берите же, — Маруся снова теряется. Видно, что хотела от души поделиться. — Дарю.

— Нет.

Грозный отодвигается подальше.

В комнате повисает звенящая тишина.

Дочь, испугавшись, что совершила что-то не то, оглядывается на меня, ищет поддержку.

Как и Демид, впрочем. Он буравит меня взглядом, шатко балансируя на грани между гадом, отнявшим заветный трофей у ребенка и благодарным за подарок другом.

Если бы я не поведала предысторию этой, казалось, простецкой безделушки, Грозный без промедления взял ее, а потом, выйдя из нашей квартиры, вышвырнул в ближайший мусорный бак. Теперь все иначе.

Но чем же я могу помочь?

Сама удивлена спонтанному выпаду Маруси, хотя до этого полагала, что знаю дочь насквозь.

Раньше я протирала пыль в шкафу только под чутким надзором Маруськи, со всей аккуратностью передвигая фигурки и претендовать на одну из фей мне было за гранью фантастики.

Нет, доченька меня любит и все ее поделки посвящены только маме, но чтобы Розалию с золотистыми волосами…

Если так пойдет и дальше, то мне станет тесно в ее сердечке, ведь львиную долю займет Демид. А это может обернуться трагедией. В первую очередь для меня. Не хочу, чтобы правда об отцовстве когда-нибудь раскрылась.

Однако сейчас я не собираюсь еще полночи объяснять дочери о скудоумии некоторых людей, и почему они бывают плохими настолько, что не могут взять элементарный подарок.

— Бери, — сквозь зубы процедив, киваю Демиду.

Он отмирает и все-таки принимает фею.

— Спасибо, Маш.

Демид на рефлексах чуть не засовывает фею в карман, на что Маруська удивленно приподнимает бровки за непотребное пользование с ее талисманчиком.

Мужчина вовремя осекается, улыбается дочери и встает с кровати.

— Мама Юля, — от его обращения меня передергивает, будто по венам внезапно пустили ток, — одолжи хоть коробочку.

Ох… И что ему дать? Какую попало из-под чая или старых духов не предложишь. Все-таки мне хочется показать Грозному, что после расставания живу я ничуть не хуже, чем до.

— Секундочку.

Иду в свою спальню, искренне рассчитывая, что Грозный подождет в коридоре или с Маруськой.

Плюхаюсь на пуф рядом с туалетным столиком и выдвигаю ящик.

— Нормальная квартира, — раздается за спиной.

В зеркальном отражении вижу Демида, вальяжно разгуливающего теперь по моей комнате. Он подходит к кровати, давит на нее обеими руками, проверяя матрас на мягкость и шум.

— Это Маруська горела желанием показать тебе владения. Сюда, — имею в виду спальню, — я тебя не звала.

— Юля, куда подевалась твоя ласка?

— Осталась в том дне, когда ты усадил меня в машину и вслух рассуждал со своей невестушкой о том, что заберешь младенца, которым я была беременна. А мне дашь денег, чтобы я родила…нового, — сердце кровью обливается от воспоминаний нашего с Демидом знакомства. Но держусь и не показываю мужчине слабость. — Кстати, привет Джулии Хилл! Надеюсь, она жива здорова?

Раздраженно копошусь в ящике с бижутерией и украшениями.

Судя по выражению лица Демида, он не рад слышать о бывшей пассии. Их было у Грозного много, но именно Хилл претендовала на статус жены.

— Джули сбежала в Америку, а после совсем потерялась среди городов. На контакт с родителями не выходит, наверное, сменила документы.

И мне бы так следовало поступить.

Грозный продолжает нарезать круги по комнате, внимательно рассматривая каждую деталь. Замечает на стене фотографию мою и Маруськи. Сделана она была не так давно.