Юноша попытался встать… нет – пошевелиться. И на миг небо вдруг стало совершенно алым. Ярким, как былые платья Карлотты.

Вино из разбитого графина…

А потом исчезло всё.

2

Небосвод горит закатными красками. Неповторимой сине-алой хрупкой гранью весеннего вечера и ночи.

Небо - невозможно красиво, а тревога сжимает сердце. Где опять беда? С кем? Эйда?! Иден? Катрин? Старый герцог?

В последний раз такое было в зимний вечер у камина, рядом с герцогиней Тенмар. Под вой озверевшей вьюги за окном.

Кому было плохо тогда? А теперь? Не узнать. А значит - не стоит и разворачивать карету.

– Госпожа Ирэн! – Мари, шурша бледно-желтеющей прошлогодней травой, замерла чуть позади.

Ирия отступила на полшага влево. Не ко всем стоит поворачиваться спиной.

– Госпожа, мне страшно!

– Почему? – «Ирэн Вегрэ» обернулась к перепуганной служанке.

– Пойдемте лучше в дом. На такое небо нельзя смотреть!

Ну и не смотри.

– Это - просто закат. Очень красивый.

И зловещий, как… Ральф Тенмар.

– Когда такой закат - кто-то умирает! – Мари судорожно схватилась за свой диск.

Хорошо хоть не за фигурку - на другом шнурке. Надо будет на подъездах к Лютене снять с горничной все амулеты. Старик Тенмар разрешает двоеверие в своем герцогстве. А в Лютене - ну как леонардиты увидят?

И еще стоит объяснить наивной Мари: цвет неба, символизирующий неотвратимую смерть, – сказки старых бабок. Иначе небеса всегда оставались бы оттенка алого бархата. В подзвездном мире - миллионы людей. Кто-то да умирает - каждый час… даже минуту.

Потом Ирия обязательно всё это скажет. Но не сейчас. Для объяснений – слишком тоскливо на сердце. У обеих.

Папа погиб ночью – неба сквозь наглухо задвинутые ставни видно не было. И «баронесса» уж точно не напомнит служанке, что в ночь смерти Люсьена ни змеи с облаков не сыпалось. И оно было вовсе не алым. Просто черный холст, расцвеченный серебристой луной.

Все суеверия - глупости. Через три дня Ирия и Мари будут в Лютене. Там хватит и реальных опасностей. Совсем незачем добавлять к ним еще и придуманные.

3

– Джерри, Джерри, проснись! – Серж отчаянно пытался растолкать друга.

А тот мечется то ли в кошмаре, то ли уже в бреду. И никак не просыпается. А рука его - слишком горяча!

Кридель встревоженно приложил ладонь ко лбу Роджера. И чуть не отдернул. При всём отсутствии у Сержа лекарских познаний, ясно как светлый день – лихорадка.

Ничего не поделаешь - придется будить Анри. Хоть бывший корнет и предпочел бы не трогать сегодня командира лишний раз.

…Вчера, когда гладиаторов несли на опостылевших носилках под вой опостылевшей толпы плебеев, к ним сквозь людское болото пробилась старуха. Чисто одетая, с убранными под платок волосами. В руках – цветы. Пунцовые розы.

Только потому стража и пропустила, иначе бы… Серж слышал, какие ругательства изрыгал потом центурион – тот самый.

Потому что старая мегера вместо того, чтобы увенчать героев дня розами, с яростью швырнула злополучный букет в лицо Тенмару. Оглашая площадь воплем:

– Проклятый убийца!

Тот привычным движением фехтовальщика увернулся. Лишь один цветок задел по виску – мгновенно выступила кровь…

Сидевший рядом Кридель успел это заметить - прежде чем несчастная роза отлетела уже в него. И намертво вцепилась в край позолоченного плаща. Растерянно отдирая ее, Серж с непонятной обидой ощутил боль сразу нескольких уколов. Не цветок – зверь! Под стать хозяйке.

Старуху уже волокут прочь крепкие руки стражников. Под ее отчаянные вопли:

– Мерзавец! Подонок! Ты убил моего сына, ты! Будь проклят, умри сотню раз! Пусть тебя предадут все! Пусть тебя зарежет твоя шлюха - если она у тебя есть! Пусть ты увидишь смерть своего отродья! Пусть гиены, что породили тебя, умр…