Показалось невозможным оттолкнуть ее после таких слов. Так обидеть.

Ну или я был просто слишком пьян. Это я потом уже понял…

— Рот открывай, — требую грубо, протягивая ложку к ее губам. Сам не понимаю, зачем так церемонюсь с ней. Когда такое было, чтобы я кого-то из ложечки кормил?

Майя глядит на меня волком. Не слушается. Понимаю, что по-хорошему не выйдет, а по-плохому я уже попробовал и эта дурочка едва жизни не лишила и себя, и ребенка нашего из-за своей злости на меня.

Видимо пришло время искать третий вариант разрешения вопроса.

Опускаю ложку обратно в тарелку с супом и возвращаю еду на тумбочку:

— В качестве свадебного подарка, у меня для тебя есть информация, которая должна тебя хоть немного взбодрить, — устало потираю переносицу.

У меня уже голова болит от всех этих разбирательств. Почему не может быть по умолчанию все просто — по-моему?

— Скажем, — начинаю я, поднимая взгляд на Майю, — я не располагаю стопроцентными сведениями, что твои родные были убиты.

В ее глазах наконец загорается огонек надежды и мне становится легче дышать. Врать я конечно не люблю, но походу это единственный способ сохранить жизнь этой дурочке и нашему малышу.

Да и это не ложь по сути. Покуда Стас будет искать Лебедевых как живых у Пчелки будет надежда. А о том, что поиски могут затянуться на долгие десятилетия и по итогу вовсе не увенчаться успехом, пожалуй, стоит умолчать.

Всяко лучше, чем признаться ей, что ее родные с высокой долей вероятности закатаны в бетон по моему приказу.

— Тот мерзкий старик однозначно труп, — продолжаю я, скармливая ей кусочек правды, для большей убедительности. — А вот твоего отца и брата я как раз ищу.

— Что значит ищите? — нетерпеливо ерзает в моей кровати. — Разве не вы их похитили?

— Если не считать тебя, я обычно не беру пленных.

— И вы считаете, что я должна вам сейчас просто поверить на слово? — щурится недоверчиво.

— А какие у тебя варианты? — холодно отвечаю я. — Либо ты становишься мне послушной женой, и я прилагаю все усилия, чтобы найти твоих родных. Либо можешь продолжать бунтовать и дальше. Но тогда в бесконечной погоне за тобой и попытках спасти нашего ребенка у меня попросту не останется времени, да и желания заниматься поисками твоих родственников.

На ее наивном лице легко читается внутренняя борьба. Но мы оба понимаем, что у нее нет другого выхода, кроме как согласиться на мои условия.

Шумно выдыхает, смиряясь со своим положением:

— Что вы от меня хотите? — обреченно опускает взгляд.

— Хочу, чтобы ты больше не пыталась убить нашего малыша, — начинаю я. — Для этого ты должна хорошо питаться, спать и поменьше нервничать.

Вскидывает на меня бунтарский взгляд:

— Считаете в данных обстоятельствах это возможно?! — фыркает.

— Абсолютно, — киваю снисходительно. — Для этого просто достаточно довериться своему мужу. Тогда я занимаюсь беспокоящими тебя вопросами, а ты спокойно заботишься о вашем общем здоровье.

Я заметил, как на слове «муж» вспыхнули ее щечки. Ее так просто смутить, что становится все сложнее на нее злится.

Смотрит на меня своими огромными глазищами изучающе. Будто видит впервые. Но тут же едва заметно встряхивает головой, пряча взгляд. Снова принимает оборону:

— Будут еще пожелания? — цедит сквозь зубки.

А что, можно заказывать еще? В голову лезут совсем уж херовые пожелания. Но вместо того чтобы озвучить глупость, говорю вполне разумное:

— Я бы хотел, чтобы ты занялась подготовкой к появлению ребенка. Выбрала для него комнату. Мебель. Барахло всякое… — замолкаю, потому что с ее темных ресниц вдруг срываются слезы.