– Но…

– Пшла вон! – гаркнул он, и девушка убежала, звонко цокая каблуками.

Слава знал, что она справится – Эллочка далеко не глупа, трудолюбива и ответственна. Только вот… без пинков, как без пряников. А Глаза надо бы придушить за такие выкрутасы.

Ишь ты! Разговор не к спеху!

Знаток херов.

Боль снова впилась в виски, и Слава застонал. Он выпил аспирин час назад, но таблетка не желала действовать. Солнечный свет резал глаза, любой звук раздражал, галстук душил, а минуты текли медленно, будто смола по стволу сосны.

Да уж, старость, как говорится, не в радость.

Хотя... где-то он определённо слышал, что в сорок жизнь только начинается. Врут, наверное. Ему вот сорок один, а сдохнуть хочется с завидной регулярностью.

Когда селектор задребезжал, Нестеренко лениво приоткрыл правый глаз и ткнул пальцем кнопку.

– Да?

– Артур Далилович на связи, – всхлипнула зарёванная Эллочка. – Соединяю.

Загорелая, белозубая, сытая и до неприличия довольная жизнью физиономия Артура Габриэляна маячила на фоне пронзительно-синего неба. Старый курд был баснословно богат, эксцентричен и мог позволить себе любую блажь, однако оставался ярым приверженцем традиционной морали. Семья значила для него куда больше бизнеса, и сейчас старикан грел телеса на берегу Карибского моря, где в одном из принадлежащих ему отелей организовывал свадьбу племянника.

– Ва-а-а-а! – добродушно протянул потенциальный инвестор. – Слава-джан, друг! Как живёшь?

– Живу не тужу, – Нестеренко выдавил улыбку и ослабил галстук. – Вижу, праздник полным ходом? Не до бизнеса?

– Дела подождут, семья ждать не может! – старый курд воздел к небу узловатый палец. – Дети – наше будущее!

Боже, сколько пафоса.

– Разумеется, – кивнул Слава, вспоминая проклятия дочери. Вчера, а точнее сегодня в четыре утра, он хотел обнять Лину на прощание, но она смачно харкнула ему в лицо. – Надежда и опора.

– Вот ты меня понимаешь, – Артур расплылся в улыбке. – Вано сказал, ты сам отец.

– Всё так, – кивнул Слава.

Сука, Глаз! Вот ведь сука!

Пора Ивашку на место ставить, а то обурел в конец. Личную жизнь шефа с инвесторами обсуждает, п@#$ас.

– Вано сказал, дочка у тебя – красавица. Умница.

От фальшивой улыбки лицо свело судорогой.

Ну, Глаз, ну удружил, сука!

– Отцовская гордость, – выцедил Нестеренко, представляя, как душит Ивана Львовича ремнём, – высшая радость.

– К чему тогда сложности, друг мой Слава-джан? – Габриэлян всплеснул руками. – Раз не терпится тебе заключить эту сделку, приглашаю вас с дочерью на свадьбу моего дорогого Нувера.

– Но… – начал было Нестеренко. Он придумал сотню отмазок, но договорить ему не дали.

– Отказом оскорбишь и из друга врагом станешь! – Кустистые курдские брови сошлись над переносицей. – Жду к пятнице. Всего вам!

Габриэлян отключился. Вот так просто взял и отключился!

– Сука! – Слава жахнул по столу кулаком. Органайзер подпрыгнул, часть бумаг полетела на пол.

– Элла! – проревел он, нажав кнопку вызова.

– Д-да, В-вячеслав Игоревич. – Секретарша утратила грациозность. В кабинет она не вошла, а ввалилась. Её трясло, как зайца.

Ох, не надо было бабу брать на эту должность! Тупые стереотипы.

– Глазунова ко мне, – глухо приказал он. – Быстро.

Эллочка побелела. Пухлые розовые губки задрожали.

– И-и-и-и… – выдавила она. – И-и-и…

– Я тебя сейчас живьём съем, – мягко сказал Нестеренко. Угроза подействовала незамедлительно: блондинка обрела-таки дар речи.

– И-ивана Львовича нет на месте, – пропищала девушка. – Он на обед уехал.

– Звони.

– Звонила. – Вид у Эллочки был в крайней степени несчастный. – Абонент не… абонент.