Жалко, что не красный…

Нестеренко небрежно привалился плечом к обшарпанной стене клуба и задумчиво глянул на псевдомексиканку.

Вот ведь…

Никак не связанная с рутинными рабочими моментами и дрязгами его многострадальной семейной жизни, Морена стала для Славы отдушиной. Возможностью побыть самим собой. При этом Нестеренко никогда не рассматривал её как потенциальную любовницу. Во-первых, барменша совсем ещё ребёнок, не старше его собственной дочери, во-вторых, она похожа на лошадь.

Совсем не его тип.

Вячеславу нравились хрупкие феи, нежные и воздушные, какой была его Машенька. Морену же хрупкой никак не назвать: ляжки, грудь, задница – всё весьма выдающееся, хватабельное такое, а уж эта её фирменная чеширская улыбка в сочетании с кроваво-красными губищами…

Туши свет!

Да ещё зычный грудной голосяра… В общем, ни разу не фея.

Однако Славе очень нравилось общение с этой чудачкой. Нравилось настолько, что он даже всерьёз начал верить в дружбу между мужчиной и женщиной.

Морена всегда держалась с завидным достоинством и тактом. Рядом с ней он чувствовал себя человеком, а не кредиткой на ножках. Она не напускала на себя флёр роковой соблазнительницы, не жаловалась на жизнь, пытаясь выманить деньги из его кармана, не выспрашивала Вячеслава о семье и работе… но и от щедрых чаевых никогда не отказывалась, что, по его мнению, было вполне себе честно и правильно.

– Поехали! – скомандовала барменша, когда Нива, чихнув, наконец запустилась, и Слава запрыгнул на пассажирское сиденье. Щёлкнул ремнем безопасности: когда за рулём такое зубастое чудо, лучше пристёгиваться. А то мало ли…

– Ты сегодня зажгла, – похвалил Нестеренко, когда они вырулили из проулка.

Морена оскалилась улыбкой.

– Мучас грасиас.

– Где освоила испанский? – Этот вопрос уже давно не давал Славе покоя.

– Смотрела в детстве сериал Дикий Ангел и влюбилась. – Морена рывком переключила скорость. Мандаринку дёрнуло.

– В кого?

– В музыку, – бесхитростно ответила девушка. – В язык, в культуру. Так бывает…

Она прибавила скорость. Залитая лунным светом трасса вилась блестящей тёмной лентой.

Печка трещала, мотор кашлял. Барменша врубила магнитолу, и хриплые колонки разразилась зажигательными латиноамериканскими ритмами. Стало горячо. Даже жарко, словно за окном не хмурая осень, а развесёлый бродяга-июль.

Водила Морена дерзко, совсем не по-женски. Нива лихо вписалась в поворот и едва не протаранила нарядный Солярис. Подрезанная иномарка разъярёно гуднула, а сидящий за рулём яппи опустил стекло и выдал ёмкую матерную тираду, из которой чётко удалось различить только финальное «ЗДА», и сопроводил слова выразительным жестом.

- Простите! – крикнула барменша в приоткрытое окно. – Я сегодня первый день!

Сердитый яппи снова назвал её здой, а Морена послала ему воздушный поцелуй.

Вячеслав расхохотался. Ну и девчонка! Шестьдесят кило сплошного позитива. А позитив ему сейчас не помешает: денёк выдался тяжёлый. Да и бутылка Реми Мартина, которую он уговорил почти полностью, бесследно не прошла – голова плыла, глаза слипались.

«Хорошо бы так ехать всё время, без остановки», – грустно подумал Нестеренко, подмигнув летящему за машиной круторогому Месяцу.

Ехать, смеяться от души, слушать музыку и ни о чём не думать. Ни о чём... Без всяких тебе ссор, скандалов. Без всего этого проклятущего негатива…

***

– Хочу, чтоб ты сдох! – Глаза Ангелины казались совершенно безумными. – Ненавижу тебя! Ненавижу!

Каждое слово дочери кинжалом вонзалось в сердце. Было больно. Очень.

Одна радость, Машенька не дожила. Не увидела, во что превратилась её маленькая принцесса...