— Мне жаль.

— Очень на это надеюсь, — червоточина лезет наружу. Хочется дожать. — А давай еще кое-кто расскажу? Я ведь тоже удачливая — приглянулась двум людям, и они захотели меня удочерить. И казалось бы: нет же причин для отказа, да? — бью словами, целенаправленно оставляю ожоги. — Но я отказалась, потому что верила, что ты за мной вернешься. Ну не идиотка ли?

Силы заканчиваются, и я замолкаю, не зная, что добавить. Вопреки ожиданиям, легче не становится. Я вижу на дне его глаз ту же боль, понимаю, что он повержен. С шахматной доски слетают все фигурки, партия проиграна.

А ноющее чувство продолжает давить, срывать с наскоро залатанных душевных ран бинты и резать по новой.

— Ты кто угодно, но только не идиотка. Ты — лучшее, что случалось со мной, ты… прости, что подвёл. Пожалуйста, Джул.

Прикрываю глаза, пытаясь перевести дыхание. Боюсь увидеть в его глазах жалость, но, когда его рука мягко цепляет за запястье и тянет к себе, всё-таки поддаюсь. Снова поднимаю взгляд. На дне плещется не жалость.

Там безграничная боль и тяжесть, которая камнем придавливает его ко мне.

— Я не мог. Приемные родители увезли в Германию, чтобы там я получил образование. В Рим я вернулся только через два года, и с тех пор я постоянно тебя искал. Просто чудо, что именно сегодня ты решила купить обои, — он слабо улыбается и переплетает наши пальцы.

Аромат крепкого мужского парфюма заползает в нос. Мы стоим, не двигаясь, с закрытыми глазами всего несколько минут, и лишь бешеное сердцебиение пронзает тишину. Какая-то сказка, эфемерное волшебство…

— Теперь все будет по-другому, — решительно заявляет Тео, — теперь я тебя не отпущу.

И это тоже сказка, потому что я больше не совершу ту же ошибку.

Никогда ему не поверю. Не утону в человеке, ведь мне больше не собрать себя по частям.

— Я хочу, чтобы ты кое-что увидела.

Подходит к столу, наклоняется и берет пульт. Нажимает на кнопку, запуская плазменный дисплей. Яркая вспышка озаряет помещение, на экране мелькают какие-то документы. Тео прощелкивает очень много кадров, прежде чем остановиться на одном. Ничего особенного — договор на сделку с перечислением прав и обязанностей обеих сторон. Текст совсем мелкий, так что приходится щуриться.

Сердце вновь пропускает удар. В середине черным по белому выведено мое имя.

— Что это?

— Доказательство моей верности, — Тео наклоняет голову и пожимает плечами. Говорит сухо, без особых интонаций, но я слишком хорошо его знаю. Или знала… кое-что не меняется. Когда он давит в себе сгустки ярости, то всегда становится холодным, как ледышка. Прячет эмоции. — Приемные родители обещали, что будут отправлять тебе деньги и наймут какого-нибудь человека, который бы смог проконтролировать ситуацию внутри приюта. Тебе должны были обеспечить нормальную еду, одежду, лекарства.

— Но я не…

— Я уже понял, что они мне просто напиздели, — ледяная усмешка цепляет губы.

— Это уже в прошлом, — я не могу винить посторонних людей, — не порти с ними отношения из-за этого.

— О, к счастью, не придется. Они мертвы.

— Мне жаль.

— Не надо. Они были плохими людьми и получили по заслугам, — что-то хищное проскальзывает в его глазах.

Чувствую себя не в своей тарелке. По телу бегут мурашки. Ощущение, словно засовываю руку в клетку с тигром и жду, что он её просто оближет.

— Погоди, — растерянно запинаюсь, — откуда у тебя вообще это? Каждый день с собой носишь? Ты же не мог знать, что встретишься сегодня со мной.

— Если скажу, что сердцем тебя почуял, ты же мне не поверишь? — мужчина чему-то довольно улыбается, как сытый зверь, и хрипло объясняет. — Все фото на сотовом, я его просто к плазме подключил и на экран вывел.