Ну да, ну да, давай, Лера, признайся, что у тебя не только топографический кретинизм, но еще и минимум самосохранения, и ты выперлась по темноте без фонарика искать одного маленького кота на территории огромного сада.

— Догадываюсь, — бурчу и позволяю тащить себя дальше. В движении, кстати, теплее.

Но Мажора не провести. Даже присвистывает.

— Ну ты даешь.

— Поглумись еще, — огрызаюсь, потом некстати опираюсь на поврежденную ногу и шиплю от боли.

— Я в окно видел, как домик ставили, — примирительно объясняет Холостов, кажется, сочувствуя. — Вот там, за теми деревьями. Два шага осталось. У моей комнаты окна как раз на эту часть сада.

Еще лучше. Значит, мы под мужским крылом, и любой, кто посмотрит в окно, увидит, как мы тут с Холостовым разгуливаем в обнимку. Зашибись просто.

— О, раз два шага, я сама дойду, — быстро, пока меня не остановили, сбрасываю руку с его плеча и ковыляю в указанном направлении, приволакивая ногу. — А ты тут подожди, окей? Я быстро! А если некогда, то иди, я сама дойду.

В ответ мне доносится язвительное:

— Спешу и падаю, — гад, зачем доводить мой позор до конца? Совести у него нет. — Фонарик хоть возьми!

За деревьями, куда мне надо, сквозь ветви пробивается фонарный свет. Правильно, я же из своего окна тоже видела освещенную территорию, а мы под жилыми комнатами.

— Обойдусь, — отмахиваюсь.

Воспоминание 29

— Ну и чего прятался, гаденыш? — сижу на газоне и глажу толстое полосатое тело, доверчиво подставляющее мне голову для ласки. — Бабай, Бабаюшечка…

Построили Бабаю не домик, как выразился мой сопровождающий, а настоящие хоромы под стеной здания. А внутри — мягкое одеяло, миски с кормом и водой. Как Боб понял, что это его новое место обитания и никуда не сбежал, остается только гадать. Но мы же не на Земле, кто их знает этих магов, может, наколдовали чего.

Мы с Бобкой на самом деле не особо близки. Заводила его, конечно, я, но у меня то школа была, то работа, Бабай все больше с бабушкой. А в последнее время и вовсе от меня по шкафам хоронился. Так что у нас сейчас повышенный градус любви скорее от того, что мы единственные родные души в незнакомом мире. Вернее, в Междумирье.

— Почему Бабай? — раздается голос сзади, и мне хочется провалиться.

Ну зачем он вышел на свет? Не хочу неверных выводов, если кто-то посмотрит в окно. Не хочу сплетен на пустом месте.

Тем не менее отвечаю:

— Он мелкий боялся всего, под кроватью прятался. Как в детских страшилках — Бабай под кроватью.

— Оригинально, — смеется Холостов, а потом подходит и устраивается рядом на корточках; тянет руку и чешет моего мохнатого друга между ушей.

Ну давай, Биби, вмажь ему! Но эта продажная рожа знай себе мурлычет. Что я там говорила про родных душ среди незнакомцев?

— Предатель, — вздыхаю.

— Красивый, — оценивает Костя и правда прекрасного внешне (но не внутренне!) Бибитто и переводит взгляд на меня. А у него глаза с зеленым отливом — фонарь прямо над нами. — Зачем сюда-то с котом? Это…

— Странно? — подсказываю, тихонько отодвигаясь.

Холостов ржет, не переставая наглаживать мою «плюшку».

— Ну как бы да.

— Не с кем оставить было, — говорю и отворачиваюсь. — Нет у нас с Бобкой никого.

— Друзья, соседи? — не верит мой собеседник.

Что я ему скажу? Что друзей у меня нет? Есть соседи, есть коллеги, есть знакомые. Можно было бы устроить прозвон всех и вся, и, может, кто-то бы сжалился и приютил «котенка». Но все произошло настолько стремительно, что после бабушкиной смерти я вцепилась в Бабая как в последний кусочек дома и потащила его невесть куда, думая лишь о себе, а не о животном. Это ему сказать? Так мы вроде не на исповеди.