Отползая на четвереньках от унитаза и растягиваясь возле стены, я понимала, что одна не вытяну, либо сопьюсь, либо залезу в петлю, либо просто сделаю свой последний шаг. Захотелось почувствовать нежные касания, успокаивающие меня, когда мамы вдруг не стало, услышать родной голос, напевающий в те тоскливые вечера колыбельную. Руки сами потянулись к телефону, включили его и набрали сначала Веру, а затем Надю. Я боялась остаться одна.

Во дворе дежурил Вадим и вторая машина сопровождения. Почему отец не заставил забрать меня домой, а оставил надсмотрщиков у подъезда? Выяснять я не стала, сбежала с другой стороны дома, воспользовавшись помощью подруги и окном соседки бабы Сони, живущей на первом этаже. Не считая встреч с Серёгой во время лекций и посещения библиотеки, так я бежала впервые, и мне было на всё плевать. Днём раньше, днём позже, папа всё равно получит своё, а сейчас я вряд ли его бы выдержала, и вряд ли смогла бы промолчать.

Из такси выносила себя с трудом, придерживаясь за дверь и осторожно передвигая ногами. Солнце нещадно палило совсем не по-майски, ветер забыл, что ему надо дуть, а тряска во время дороги укачала вестибулярный аппарат. В этот момент я не понимала, что люди находят в употребление водки, и похмельный синдром перечёркивал на нет всю эйфорию от пьяной ночи.

– Нехорошо выглядишь, Любаш, – поднялась из-за стола Вера и бережно обняла меня. – Случилось чего? Заболела?

– И случилось, и заболела, – повторила за ней слова, кутаясь в объятия Нади.

Мы сидели долго, пили чай и совсем не тревожили повисшую тишину. Сёстры не торопили, лишь кидали обеспокоенные взгляды и давали ту самую паузу, что позволила собраться и начать разговор.

– Меня бросил парень, женился на другой, а я жду ребёнка, – выпалила на одном дыхание, пока слёзы не начали сжирать слова. – Надо делать аборт, чтобы отец не узнал.

Конец речи провыла, втираясь лицом в плечо и отдаваясь своему горю. Боль новой волной накрыла чернеющую пустоту, а я так надеялась, что, выговорившись, мне станет хоть немного легче.

– Люб, солнышко, послушай меня, пожалуйста, – накрыла мою кисть тёплая ладонь Веры. – Тебе нельзя делать аборт и убивать малыша. Могут возникнуть негативные последствия, что ты после них не сможешь родить. Я помогу, заберу тебя у отца. Мы уедем. Дай только мне немного времени, чтобы уйти от Бориса.

– Зачем тебе от него уходить? – удивилась Надя. – У вас же стабильная, почти счастливая семья.

– Счастливая, – как-то грустно улыбнулась Вера и сжала мою руку. – Думаю, пора раскрыть завесы счастливого брака, в который продал меня отец.

Она рассказывала с непроницаемым, отстранённым лицом, говоря тихо и бездушно, а у меня шевелились волосы и подступала тошнота. Её речь была похожа на бред сумасшедшей, но фотографии, выуженные из недр скрытого облака, подтверждали Верины слова. Как она могла нести в себе весь этот ужас много лет, не выпуская скелетов из шкафов? И как отец мог бросить её в этот ад, спокойно живя и строя империю Белова.

– Я отложила деньги, у меня много драгоценностей, которые можно продать, – с лихорадочным блеском в глазах уверяла она, выплыв из кошмара. – Нам хватит надолго. Мы сбежим, поселимся заграницей, будем растить твоего малыша. У нас всё получится. И Надю с собой возьмём. Да, Надюш? Ты же поедешь с нами?

– Вряд ли, – сжалась Надюша и прикрыла на несколько секунд глаза. – Хорошо, если я увижу племянника, или хотя бы услышу. Раз у нас день откровений, то я хочу сделать признание. У меня, девочки, рак. Скорее всего, через год я не буду уже ничего видеть, или не станет меня.