Перестала бы, если б не угрозы отца заменить моё место Наденькой, или ещё хуже – Любашей. Надька крепкая, сможет дать отпор, а Люба… Люба больше всех похожа на мать. Такая же нежная, слабая, хрупкая. Сделала вдох посильней, расправила лёгкие, глотнула аромат липовой смолы, сладкой, как само лето.

– Поживу ещё и Бориса с собой заберу, когда придёт срок, – дала обещание самой себе и в обход прошла к выходу, чтобы не касаться в таком раздрае детей, чтобы дать себе возможность собрать в кучу эмоции и спрятать их поглубже, под панцирь, пока не окунулась в привычный ад.

Юрий старался, гнал, нарушал скоростной режим и пробивался объездными путями, минуя пробки. Не верилось, но Уваров не узнал о моём небольшом срыве, видно водитель не доложил, только смотрел всю дорогу в зеркало заднего вида и задерживал взгляд дольше обычного.

Я успела принять душ и переодеться до возвращения Бориса, даже распорядилась о количестве блюд и о марке вина, и меланхолично занялась тупой расстановкой тарелок и ровной укладкой по строгой линии столовых приборов. Приходящие шлюхи не успевали узнать правильное применение всех вилок, что очень бесило садиста и добавляло остроты в его игрищах.

– Уже накрыли. Спущусь через десять минут, – пролетел мимоходом муж, направляясь к лестнице. – Скажи Полине, чтобы спускалась.

Полина. Завтра утром я снова забуду её имя, которое вечером напомнит заботливый Борис. К любовнице, естественно, я не пошла, приказав горничной подняться и предупредить о начале ужина. Уваров не узнал о моей двадцати минутной слабости, но утреннюю несдержанность не забыл. Мясо с овощами превратились в его тарелке в фарш, бутыль коньяка скоро дошла до дна, искры из глаз, разве что, не подпаливали скатерть.

По сложившемуся обыкновению, в произошедшем был виноват он, от его ненависти дымилась я, а проплаченные плюшки на сладкое получала любовница. Вот и сейчас она вздрагивала от каждого резкого движения и бряканья бокала о поверхность стола.

– Готовься и в спальню, – вытер руки, отбросил салфетку и выжег злостью на мне клеймо.

Дальше начинался абсурд, под стать извращённому режиссёру сумасшедшего дома. Полина ушла в свою комнату привести себя в требуемый вид, я выключила в своей спальне верхний свет, оставив настенные бра и торшеры на тумбочках, Борис выбрал нужные ему девайсы и с ноги распахнул дверь, как раз через минуту после того, как впорхнула напуганная шлюха.

Утренняя злость разрослась прямо пропорционально осушенной бутылки, перемноженной на годы брака и несбывшихся надежд. Я пыталась отключиться от демонстрации точных ударов несоразмерной силы, но меня возвращали хлёсткие оплеухи, оскорбительные окрики и обещание проделать тоже самое со мной.

Боря разошёлся до такой степени, что дотрахивал бессознательное тело и кончал, отвешивая пощёчины по моим щекам. Наутро за столом мы сидели вдвоём, а вещи Полины отправились к ней домой, или на свалку, если эту ночь она не пережила.

Муж, как никогда, был мил и обходителен, только в глазах пылала привычная ненависть. Скорее всего, он решал, кто займёт вакантную должность любовницы, и какая из них зацепит меня посильнее. Позже, стоя перед зеркалом и замазывая следы неудачных ударов, окончательно поняла, что из этого дерьма нужно выбираться.

Именно сейчас, когда я смогла отложить приличную сумму на чёрный день, когда сестрёнки выросли и готовы выслушать и принять ответственное решение, когда связи и возможности отца перестали для меня что-либо значить. Надо только поймать момент.