Честно говоря, мой сосед уже достал всех. То не нравится, это не нравится. Будто не в больнице лежит. Российской. А в самом настоящем пятизвездочном отеле Швейцарии.

Нас здесь шестеро. Я самый тяжелый. Поэтому не спал всю ночь. В реанимации мне делали больше обезболивающих уколов, чем здесь, в отделении хирургии. Но здесь мой собственный «обезболиватель». Поэтому я помалкиваю (все равно говорить пока не могу), и не возмущаюсь.

Люда дважды подходила ко мне ночью. Интересовалась моим здоровьем. Спрашивала, не болит ли чего. И естественно, я отрицательно качал головой, уверяя, что все в порядке. Я все выдержу. Хотя, возможно, и стоило попросить обезболивающего. Но боялся таким образом выглядеть глупо и жалко в ее глазах.

Хорошо, что со мной этот мелкий паренек Степа. Не спал из-за меня практически. А сейчас утром убежал на учебу. Всю ночь он меня переворачивал.

- Чтобы пролежней не было! – с деловитым видом говорил Степа.

Паренек учится в медицинском. Подрабатывает и оттачивает навыки на таких, как я. Оказывается, он у нас «числится» в спорткомитете, как сиделка для больных спортсменов или нуждающихся в восстановлении. О нем я даже и не знал. И не узнал бы, если сам не попал в такую беспомощную ситуацию. По словам Степы, он работал со многими известными чемпионами. С мужчинами, разумеется. Некоторых я знал лично. Знал, что они проходили лечение. Вот только их сиделками не интересовался.

Зачем? Я ж сам Роман Арсеньев! Со мной такого не случится!

Мда. Хорошо меня шибануло. И не только физически.

- Арсеньев, – подходит ко мне медсестра. – Вам что-нибудь нужно? Судно подать? А то скоро обход врача будет. Надо быть подготовленным.

От вопросов женщины возраста моей мамы мне становится не по себе.

Дожил, блин. Раньше мне виски с колой предлагали налить. А сейчас судно подставить.

Отрицательно машу головой. Только не это. Буду терпеть до прихода Степы. До вечера.

- Вы не стесняйтесь. А то мне Людмила Ильинична голову оторвет за вас.

Приятно-то как… Кому-то из-за меня будут голову отрывать.

Ой, Ильинична. Мне перед тобой еще каяться и каяться. А ты уже головы отрываешь за меня.

- Шестая палата чья? – грубый мужской голос из коридора.

- Моя, - слышу голос Люды и в душе загорается теплый огонек.

В палату входит седовласый высокий и крепкий для своего возраста мужчина. В сопровождении моей Люды. У нее в руках стопка папок. Это наши истории болезней. Они по очереди подходят к каждому больному. Люда отчитывается перед мужчиной. Тот дает советы в лечении, спрашивает о состоянии пациента.

Доходят до меня. И только сейчас я вижу черные круги под глазами Люды.

Устала, моя девочка. Я и ей не дал ночью отдохнуть. Она на работе уже больше суток. И скорее всего, будет до вечера.

- Как вы себя чувствуете, Роман Владиславович? – спрашивает мужчина. По наводке медсестры я понимаю, что это сам главврач.

Голос ко мне еще не вернулся. Но я могу активно крутить головой, шевелить руками. Ноги еще пребывают в почти «запертом» состоянии. Я только моргаю глазами. Стараюсь держаться. Не показывать боль, которую чувствую постоянно. Обезболивающие, и те вкалывающиеся в меня в небольших количествах, лишь немного снимают спазмы. В остальном приходится справляться самому.

- Людмила Ильинична назначила вам хорошее лечение, от которого вы быстро поправитесь. Так что не переживайте. Все будет хорошо. Если что, я всегда на связи с врачом Соколовой. Всегда помогу и подскажу.

От его слов у меня все сжимается внутри.

Не ХОЧУ я быстрее выздоравливать. Мне здесь нужно быть. До полного прощения Ильиничной. До полного воссоединения с ней.