– Постойте, Мари, – улыбается Бруно, – получается, что вы же нас и отговариваете от продажи нашего препарата на восточных рынках?

– О нет, друзья, – поднимаю я свой опустевший наполовину бокал, в пузатых боках которого отражается стамбульский закат, – конечно же я вас не отговариваю! Только главными покупателями вашего Cinq Minutes станут именно мужчины!

– О да? – недоверчиво переспрашивает меня маркетолог.

– Именно, Оливье! Какой же русский мужчина, да и любой мужчина, пожалуй, не захочет, чтобы его девушка кончала благодаря ему целых пять минут?!

– Интересная концепция, – задумчиво бормочет Жан-Пьер, – никогда не рассматривал эту проблему под таким углом…

– Подумайте сами, – обращаюсь я к Оливье, энергично потрясая вилкой с наколотым на неё кусочком баклажана, – вы начали с разговора о французских женщинах, и я уловила нотки разочарования в вашем тоне, отчего?

– Я просто увидел вас, прекрасная Мари, – Оливье смотрит пару секунд пристально на меня, и я снова ослеплена синевой его глаз, – и сразу подумал, что русских женщин сразу видно: вы накрашены, красиво одеты, ухожены и всегда на каблуках. – На этом месте я закатываю глаза, потому что мою любимая обувь – это кроссовки!

– Погодите, а как же самые красивые женщины мира – в Париже? – удивляюсь я.

– О да, это правда, в Париж едут самые красивые женщины со всего света, только их вы увидите в кино, на светских раутах, в дорогих лимузинах, на красных дорожках и на страницах журналов. Но не на улицах и не в автобусах! – продолжает Оливье. – Иногда я смотрю на парижанку в вагоне метро: в растянутых джинсах, кедах, с непонятной причёской и без косметики, и думаю: «Как же ты надеешься встретить свою любовь, если даже не готова встретить этот день красивой!», – заканчивает свой монолог Бонне.

– Возможно, она и не ищет любви? Не всем ведь она так нужна? – возражаю я красавчику, и ловлю на себе пристальный взгляд Жан-Пьера. – Особенно теперь, когда у неё будут её личные пять минут! – сглаживаю я неловкий момент шуткой. – А теперь подумайте: русскому мужчине тоже больше не надо краситься, ходить в спортзал и красиво одеваться, – смеюсь я, – достаточно только иметь достаточно денег, чтобы купить вашу таблетку! Раньше он мог позволить своей девушке Moet и Chanel, но от них не кончают в буквальном смысле пять минут!

– О да, они способны приносить удовольствие всю жизнь, – тонко замечает Жан-Пьер.

– В точку! – восклицаю я, тыча в его сторону ножом. – Но теперь любой богатый папик может быть уверен на сто процентов, что сделав всего пару фрикций, его дорогая тёлочка будет орать и корчиться под ним достаточно долгое время, чтобы он по-настоящему почувствовал себя мужчиной! – и тут я понимаю по взглядам своих собеседников, что мне следует заканчивать свои рассуждения, чтобы не потерять новоприобретённых клиентов.

Я перевожу разговор на отвлечённые темы, в расход идёт уже третья бутылка вина. Оливье всё чаще, словно в пылу разговора, берёт меня за руку, и всё чаще, смеясь, кладёт мне свою тонкую ладонь на спину, туда, где платье рассекает разрез. Но я понимаю, что это отнюдь не дружеские прикосновения, и он не прочь получить от меня то, что не смог бы получить от своей соотечественницы. Оливье Бонне такой галантный и ослепительный, что я проклинаю все на свете, что он мой клиент, с которым я не могу иметь никаких отношений, кроме рабочих. Чтобы остудиться, я переключаюсь на Жан-Пьера, который ведёт себя приветливо, но крайне сдержанно, словно с усмешкой наблюдая за нашей с Оливье невинной игрой.