– Закажете что-нибудь сразу? – и мне так и хочется ответить, что я бы сразу заказала его! Он кладёт передо мной меню: – Что-то из напитков?

– Да, я буду кофе по-венски и один из ваших десертов.

– Вы можете выбрать десерты прямо на витрине, – приглашает он меня. Я слишком быстро встаю и оказываюсь очень близко к нему, буквально в нескольких сантиметрах от его таких восхитительных губ. Замешкавшись от неловкости одну секунду, я подхожу к витрине, где рядами стоят обольстительные муссовые десерты, так непохожие на традиционные турецкие сладости. Я выбираю лимонно-черничное пирожное, которое парень мне приносит с тонкой серебряной вилочкой, на которой я замечаю монограмму этого кафе “C&A, since 1895”.

– Что означает название вашей кофейни? – спрашиваю я официанта, отправляя в рот жёлтое воздушное облако десерта.

– Джем и Анна, имена его основателей.

– Как интересно, не знала, что Анна – турецкое имя, – замечаю я, запивая черничную лесную терпкость мягким молочным кофе.

– Вы правы: Анна, жена владельца, была из Австрии, – показывает мне мужчина на семейный портрет в центре стены. На нём запечатлена изысканно-красивая пара: точёный брюнет с бархатным взглядом и тонкая блондинка, чем-то напоминающая Диану Крюгер. – Они познакомились в Вене, и Анна уехала за ним в Стамбул, где решила открыть кофейню, чтобы помнить о своей родине.

– Такая сказочная история любви! – искренне восхищаюсь я. – А как звали её мужа?

– Это мой прапрадедушка, Джем, – отвечает мой официант. – Меня назвали в его честь, – и протягивает мне свою визитку.

– Какое сладкое имя! – восклицаю я. А про себя думаю: «О Боже, какой же сладкий ты!»

Попрощавшись с Джемом и его семейной кондитерской, я оправляюсь туда, куда отправляются рано или поздно все туристы в Стамбуле – во дворец Топкапы. Я иду по знойным каменным улицам, впитывая всё тепло мира, которого мне так не хватает в Москве, и размышляю о людях, которые влюбляются, женятся, уезжают на другой конец света, чтобы рожать детей, внуков и печь сказочные воздушные пирожные, за которыми путешественники приезжают из других стран. Я засовываю руку в карман джинсовых шорт, где тонким прямоугольником с семейной монограммой лежит самая сладкая визитка в мире.

Тут у меня звонит телефон, и я с ужасом вижу, что на связи мой директор Артём. Я беру трубку, ожидая, что этот день сейчас будет испорчен до конца моей жизни.

– Маша, привет! – подозрительно приветливым, хоть и гнусавым от болезни голосом орёт в трубку мой шеф. – Ты молодец, я в тебе не сомневался!

– Ты о чём? – ошарашенно спрашиваю я, пытаясь припомнить свои последние проекты.

– Как это о чём? Я получил ответ от французов!

– Так быстро? – удивляюсь я.

– Конечно! Они сказали, что были так впечатлены нашим подходом и харизмой, что решили больше не рассматривать другие варианты! Сейчас… где-то здесь… в письме, – бормочет он сосредоточенно в трубку. – А, вот, нашёл! Пишут: “tres énergique… approche non banale…” – лопочет он на французском. – Одним словом, очень небанальный подход! Не знаю, что ты им там предложила, но они под впечатлением.

– Я так рада! – ору я в трубку, и от меня испуганно шарахается примостившаяся было у моих ног очередная стамбульская кошка. – Обсудим всё в Москве, у меня шикарная идея, поправляйся! – вешаю я трубку и на выросших за одно мгновение на моих сандалиях крыльях несусь в самый роскошный музей Стамбула.

На подходе к кассе на солнцепёке стоят редкие фигурки, пытающиеся соблюдать социальную дистанцию, и я пристраиваюсь в полутора метрах от впереди стоящей парочки. Очередь двигается достаточно быстро, я погружена, как в сладко-сахарное апельсиновое желе, в свои мысли о предстоящем проекте, как слышу сзади себя знакомый голос с дурацким акцентом: