— Ага. Только он старый, — она ткнула пальцем в прямоугольник из картона за изгибом стеклянной реки, — тут сейчас целый комплекс, а на макете только подвалы винодельни.

Наташа присмотрелась к поселению, расположенному в петле реки.

— Выглядит, как паутина. С мостами теперь хотя бы понятно.

Вика указала на самый большой мост на макете, украшенный фонарными столбами.

— Этот Первый, он ведёт в деревню. Пятый тоже автомобильный и самый новый, он на дороге к Винодельне, глава его и построил, Третий, хоть и деревянный, тоже широкий и крепкий. Он к местному кладбищу ведёт. Остальные мосты старые и хлипкие, — она провела рукой вдоль самой длинной Солнечной улицы, — а Седьмого вообще уже нет. Вот тут два небольших водопада. «Волосы утопленницы» высокий, но узкий. Он сразу за долиной лотосов. «Гребень мавки» широкий и низкий. Водопадик, а не водопад.

Наташа вспомнила этот водопад — увидела его по пути на Винодельню, он действительно был похож на гребень. А деревянные мостки, оказывается, — часть разрушенного Седьмого моста. Получается, он вёл к поместью, судя по макету, развалины почти напротив её домика, только за рекой и старым лесом. На лодке можно напрямик переправиться. Жаль, непонятно, насколько масштаб соответствует действительности, если попадется чёртовая тропка, можно часами бродить, а если мерцающая — не составит труда за пять минут добраться.

Развалины выглядели как груда камней, деревья, которые описывал Рыжик, даже на макете от остального леса отличались размерами и цветом.

— Давно случился пожар?

Вика нахмурилась.

— Давненько. Потом мародеры растащили всё, что можно. Кое-что попало в местный музей. Мебель, предметы одежды, даже сбруя любимого скакуна помещика, вот драгоценности так и не нашли. В музее лежат копии, сделанные по фотографиям. Но они такие невзрачные и ржавые. А настоящих никто не видел.

— Печально, — Наташа обошла стол, разглядывая деревню. — Вот так жила семья и всё. Никого больше нет. Только пепелище.

Вика покачала головой.

— Так никто из них не погиб в пожаре. Вроде горничная угорела, а Старолисовы все выжили. Разъехались кто куда, сказав, что место проклято. Максим Евгеньевич прямой потомок одного из сыновей Пульхерии.

— Это которая сладострастная дама, наследница прелюбодеяния? — вспомнила Наташа слова местной сплетницы.

Вика рассмеялась.

— Да ты больше меня знаешь! Поликарповну, что ли, встретила?

— Встретила.

Вика задумчиво погладила живот.

— Я так поняла, у неё личная неприязнь к главе. Она вообще странная, и муж её какой-то малахольный, за глаза его Буратино называют. Она его шпыняет и, кажется, презирает, а он таскается за ней преданной собачонкой. В их случае любовь точно слепоглухонемая. Не знаю, насколько можно верить её словам. Может, Поликарповна вообще ку-ку. Пугала меня Мёртвой девой.

— Меня тоже. А это, случайно, не та служанка, которая погибла в пожаре?

Вика прошлась вдоль макета, остановилась напротив развалин.

— Нет. Горничную звали Златой, а дева позже появилась. Она пропала, когда от поместья только руины остались. Там куча версий. Знаю только, что случилось это на праздник Цветущего сердца. — Видя, заинтересованный взгляд Наташи, приободрилась: — Не слышала? Это тоже из местных суеверий.

— Не слышала. А когда он?

Вика наклонилась над макетом, придерживая живот, и указала на поляну недалеко от поместья.

— Рядом с Шестым мостом устраивают все местные гулянья, там долина лотосов, раньше ещё лодочный сарай был. Сейчас он только на макете и остался. Поляна как раз между развалинами и старым домиком лесника. Не забывай, я сама неместная. Многое знаю со слов деревенских или из старых местных газет. Девушка пропала в ночь празднования. До сих пор не знают, что с ней случилось. Может, ничего особенного, всё банально, но им так нравится верить во всякую потустороннюю чушь, призрак — это их достопримечательность, как колодец желаний или винодельня. А ещё тут ведьма раньше жила, она, говорят, всё про всех знала. Как и полагается, её боялись и ненавидели, но при этом в сумерках крались к её дому за волшебными травками или с просьбой погадать.