В тяньцзинской газете «Наша Заря»[202], говорят, появилась хорошая заметка о нашем пребывании в Пекине. Странно замечать явное разделение прессы на порядочную и на преступную.
Сегодня горло мое все еще не в порядке, и потому сижу дома.
В одной из неоконченных повестей Пушкин говорит: «Перед чем же я робею»? – «Перед недоброжелательством», – отвечал русский. Это черта наших нравов. В народе она выражается насмешкой, а в высшем кругу – невниманием и холодностью. Не могу не добавить несколько строк из пушкинского «Путешествия в Эрзерум»[203], которое кончается так: «На столе нашел я русские журналы. Первая статья мне попавшаяся была разбор одного из моих сочинений. В ней всячески бранили меня и мои стихи… Таково мне было первое приветствие в любезном отечестве», – так говорит Пушкин.
________
Передайте Уоллесу, что уже вчера у нас были два очень симпатичных китайских ученых – один ботаник, а другой культурный деятель – и обещали нам рекомендовать подходящего ботаника для следования в экспедицию. Конечно, этот ботаник будет не только пригоден для сбора растений и семян, но и для составления своего доклада о лучших засухостойких растениях для заживления пустынь. Таким порядком на окраинах Гоби будет проведена очень полезная работа. Не оставляем мысли и о кооперативе], для которого здесь находятся отличные перспективы. Таким образом, широкая работа для пользы человечеству может порадовать как Уоллеса, так и президента.
«Собаки лают – караван идет».
________
Только что генерал Хорват прислал нам на прочтение номера газетки «Возрождение Азии», издающейся на японской концессии в Тяньцзине. В них не только помещены перепечатки из бредней харбинской газеты, но и имеются некоторые дополнения, как, например, патологический фельетон «Каббала». Если мы достанем номера этой темной газетки, мы пришлем их для Вашего сведения и архива. Больших бредней вряд ли когда-либо появлялось на газетных листах.
<Р[ерих]>[204]
7 декабря 1934 г.
Послали в Нью-Йорк телеграмму, чтобы Друг был извещен о хороших возможностях Скул[205]-Канзас. Действительно, для Америки эти возможности могут быть чрезвычайны. Конечно, для всего требуется прежде всего известное время, но нам хотелось, чтобы и Друг был подкреплен хорошими сведениями. Конечно, при нынешнем построении Люис должен занять одно из главных мест. Не худо было бы ему и Фр[ансис] повидаться с Другом и предварительно поговорить об этих возможностях. Предполагаю, конфиденциально, что не только возможности Друга, но и новые друзья Люиса могут подкрепить это дело. В смысле гарантий все будет обследовано и сообщено.
Переходя к газетному эпизоду, мы должны прийти к заключению, что указанные Вам вчера две партии, фашистов и легитимистов, ни в коем случае и не могли бы быть нашими друзьями, и потому их ярость и свойственная им ложь являются вполне нормальными, но, тем не менее, заслуживают и дознания, и внушения. Главным же образом остается совершенно непонятным, что ареною выпадов оказалась именно группа япон[ских] газет, и это обстоятельство заслуживает совершенно особого расследования.
Надеемся сегодня иметь от Вас телеграмму, ибо со времени нашей первой телеграммы о происшедшем безобразии прошли уже три недели. Надеюсь, что Вы всю корреспонденцию направляете сюда, на Гонконг-Шанхайский банк, минуя Харбин, который оказался для корреспонденции неприемлемым местом. Даже если Вы захотите что-либо сообщить В.К., сделайте это через нас, и мы найдем подходящие возможности.
Надеемся, что наши телеграммы и письма до Вас доходят. Очень прискорбно убеждаться в том, что вся корреспонденция там вскрывалась, а смысл ее злостно перетолковывался. Посоветуйтесь с Другом, нет ли еще кого-либо вполне достоверного для будущих сношений с Скул-Канзас.