Вообразила себя владелицей одного из небольших домиков на улице Белых роз, по которой возница вёл лошадок. В фантазиях я уже грелась у камина, запивая вечер вином: приторно — сладким или сухим, а может, с горчинкой. На языке заиграли хмельные нотки винограда. Сердце беспокойно вздрогнуло — мечты больше не приносили покоя. Они — всего лишь эхо, тихий голос прошлого. Мне не хотелось купить собственный дом, не хотелось сидеть у огня в мягком кресле. Синьорина Гвидиче словно зеркало отражала желания любимого — верила в успех Ловцов безумия, ненавидела Охотников на ведьм и, кажется, начинала ощущать в сердце Великого Брата. Амэно не имела ничего общего с Амэрэнтой. О, Сильван… «Куколка, клянусь, если ты не появишься через четверть часа, то я выверну город наизнанку…» — Тор не закончил, экипаж въехал во двор лекаря. Синьор Сальваторе наблюдал с крыльца, как я покидаю карету.

— Это тебе, — пачка долговых бумаг хлопнулась о грудь Торе. Несколько листов птицами вспорхнули в воздух, остальные он растерянно прижал к себе. — Вещи занеси. Будь любезен, — помахав вознице рукой на прощание, скрылась за входной дверью.

Я — штормовые волны Чокорони и гром перед ночным ливнем.

Я — кровавый рассвет и забытое кем- то сновидение.

Я — Амэно Гвидиче, и я не существую.

Поднимаясь по лестнице, затылком чувствовала настороженные взгляды слуг. Они больше не смотрели надменно, не хихикали вслед. Их шеи вжимались в плечи, а шёпот бился о стены гостиной.

— Синьорина… не желаете искупаться? — осторожный вопрос старикашки в камзоле вызвал улыбку.

— О, об этом стоило спросить ещё в тот день, когда я впервые переступила порог этого дома, — упрёк окончательно смутил слугу.

— Позвольте, я провожу вас, — он опустил глаза.

***

Узкий коридор под домом Ромео закончился дверью в купальню. Над неглубокой, но широкой каменной ванной, вырезанной прямо в полу, клубился пар. Рядом горел очаг, где и подогревалась вода для омовения. Слуга взял пламя щепкой и не спеша принялся зажигать свечи в канделябрах.

— Достаточно, можете идти.

Сочетание камней и красного дерева на стенах, воды и огня, тепла и холода — здесь всё настраивало на размышления, но думать совершенно не хотелось. Купальня синьора Ландольфи — место, где можно смыть грязь с тела и очистить душу. Утренний разговор оставил пятна на сердце… На моём сердце, принадлежавшем Торе.

Бросив платье на лавку у двери, зашла за ширму, разделявшую комнату пополам. Опустила ступню в воду, и отражение девушки с хрупкой талией дрогнуло. Зажав нос пальцами, погрузилась с головой. Рёбра распирало от желания вдохнуть. Вглядывалась в темноту закрытых век, чувствуя, как упругий кокон вытягивает последние следы Амэрэнты.

— Амэ, — голос Торе словно из другого мира.

— Что-то случилось? — вынырнув, посмотрела на ширму, за которой стоял Сальваторе.

— Покупки занёс… Амэ, я не должен был утром так говорить с тобой.

— Это уже не имеет значения.

— Амэно… ты — чистый лист. Стоило бы поучиться каллиграфии, но мне всегда не хватало терпения и усидчивости.

— Ты спрашивал, почему я согласилась стать Ловчей. Всё потому, что у меня больше нет своих желаний…

Всё, что видят зрячие, мало отличается от пустоты в глазах слепых. Мы живём в кромешной тьме, и вот кто-то подносит свечу — и озарение дарует цвет, форму, текстуру, но там, за идеальной картинкой, оказывается калека…

— …Тор, ты напишешь меня?

— Ты будешь сопротивляться.

— Знаю.

— Амэно, я сделаю из тебя убийцу.

— Пусть так.

Мы ждём любви. Хотим, чтобы нас приняли, оценили, сделали засечку на сердце. Выпили до дна и снова наполнили чувством — это и есть жизнь. Быть любимым, быть с любимым… Быть!