— Ну да. Иначе кое-кто наделал бы глупостей.

— Ты о чем? — пытаюсь возмутиться. Но получается так себе.

— Ладно, спрошу прямо. Какого черта ты следишь за отчимом? — добавляет в голос металл и убирает из глаз усмешку.

— Олег мне не отчим! И я не… — закончить мне не дают.

— Варя, не стоит врать. Я тебе не враг и пока еще доверяю своим глазам. Уж прости, сыщик из тебя никакой. Твою тачку только чудом не засекли.

Набираю в грудь воздуха, чтобы все отрицать. Но передумываю и тяжело вздыхаю. Потом разочарованно спрашиваю:

— Было так заметно?

— Мне да. Я хочу знать: что происходит? Что ты делала в прокуратуре?

Отворачиваюсь к окну, поджимая губы. И прикидываю, стоит ли делиться с Морозовым своими подозрениями. Он явно от меня не отстанет, а врать лишний раз не хочется. И так уже живу в сплошном вранье. Медлю. Подозрения — подозрениями, но произносить их вслух как-то стремно. Они могут показаться полным бредом. Хотя, если кто и способен меня понять, так это точно Богдан. Насчет Олега у него нет никаких иллюзий. Так что решаюсь:

— Ты прав, я за ним следила, — признаюсь с некоторым смущением.

— В офисе? Это чистое самоубийство. Там повсюду камеры и охрана. Как тебя туда вообще пустили?

— Просто. С сегодняшнего дня я там работаю.

— Насколько помню, у тебя была другая работа, — хмурится Морозов и требует: — Давай, не тяни. Рассказывай, что затеяла?

— Ну… Ты, возможно, не знаешь, мои родители и Кошелев знакомы с детства. До гибели отца Олег и мама… — черт, как сложно о таком говорить. — В смысле, ничего между ними не было. Все закрутилось уже после похорон. Примерно через год. По крайней мере, раньше я так думала, — замолкаю, так и не прояснив до конца свою мысль. Морозов сам ее развивает:

— Раньше так думала. А сейчас иначе?

— А сейчас не уверена. Точнее, в маме-то я уверена. В том, что они с папой любили друг друга. И у нее никого больше не было. А вот Олег…

— Что случилось с твоим отцом? — перебивает Морозов. — Ты говорила, что он умер, я думал, от болезни.

— Нет, — медленно качаю головой и вздыхаю. — Папа погиб, выпал из окна два с половиной года назад. Нас уверяли, что это несчастный случай. Но мы с мамой всегда сомневались.

— Понятно, — хмурится Богдан. — И теперь ты считаешь, что Олег убрал соперника? — сходу озвучивает неприглядную версию. Серые глаза впиваются в мое лицо, следя за реакцией. Я морщусь и не пытаюсь скрыть, как мне неприятно это слышать. Но не возражаю.

— Меня посетила такая мысль, — отвечаю хмуро и отвожу взгляд в сторону.

— И что дальше? — сейчас в его тоне звучит раздражение. И я не понимаю, почему.

— Что, дальше? — переспрашиваю его.

— Допустим, твои подозрения оправданны. Зачем следишь за Кошелевым? Что собираешься делать?

— По-твоему, надо забить и жить, как ни в чем не бывало? Я так не могу.

— А что ты можешь? Хочешь его наказать?

— Ну… сначала надо выяснить правду. А потом уже думать обо всем остальном.

— Ясно. Так и понял, что тебе не дают покоя лавры Ниро Вульфа и Шерлока Холмса, — издевательски тянет он. Устало трет ладонями лицо и качает головой: — Черт, ты еще больший ребенок, чем я подозревал. Очертя голову лезешь в любую авантюру!

— Если бы не лезла, ты бы до сих пор торчал в том подвале. Или где-нибудь похуже, — огрызаюсь я и тут же испытываю неловкость, что так некрасиво напомнила ему о своей помощи.

— Я уже сказал тебе спасибо, — отвечает Морозов, вгоняя меня в краску. — А еще предупреждал, чтобы больше не делала глупостей.

— А что мне делать? Предлагаешь пойти в прокуратуру? — теперь уже сама не скрываю сарказма. Богдан хмуро разглядывает меня, потом отводит глаза и задумывается. Пользуясь передышкой, пытаюсь успокоиться. Вообще, я достаточно уравновешенный человек и умею брать себя в руки. Но рядом с Морозовым почему-то с трудом сохраняю спокойствие. Есть в нем что-то, что выбивает меня из равновесия. Он наконец поворачивается и произносит: