Я только пыхтел и сопел от жесточайшего возбуждения обвить всем собой податливую и горячую Катю…

Эта была пытка почище мук совести. Я подсел на Катю крепче, чем думал, выдирать ее приходилось из себя с кровью и нервной системой. Мне просто нельзя было находиться в состоянии покоя, потому что Катя набрасывалась на меня изнутри и терзала, вызывая все чувства разом.

Я не выдержал этого испытания сегодня.

***

Катя

Неделя в хостеле, а вещей забрать домой набралось столько, что пришлось покупать сумку. Шов еще доставлял дискомфорт, я снова спала только на боку и вообще избегала напряжения на нижнюю часть живота, поэтому решила купить сумку-тележку. В ней везла трехлитровую банку свежего меда и круг домашнего сыра — я все же сходила на ярмарку.

Пока шла, присаживалась везде, где находила место отдохнуть, и чем ближе подходила к дому, тем чаще останавливалась. Около дома просидела долго. Смотрела на свои окна и не могла решиться подняться в квартиру.

Но уже вечерело, не ночевать же на улице. Это глупо. Все равно мне придется жить дома.

Хотя…

Никогда и мысли не было, а тут вдруг подумала, что квартиру можно продать или обменять. Может, вообще уехать из города? Куда-нибудь к морю поближе, от Артема и Наташи подальше. Город у нас небольшой, однажды за углом встретимся.

Наверное, эта мысль меня и подогнала.

Я встала и решительнее зашагала к подъезду.

Хорошо, что послушала продавца и взяла сумку на высоких резиновых колесах — затягивать на ступеньки тележку было легко, хотя нагрузила я ее порядком.

Замок отперла тоже вполне уверенно. Но вот когда зашла в квартиру, взгляд упал на стены в детской, и перед глазами все поплыло от слез.

Я бросила сумку у порога, прошла и захлопнула дверь в детскую. Разделась и разулась, вошла в спальню…

Только и тут от триггера спрятаться не вышло. Потому что сразу в глаза бросился лежавший на комоде прозрачный шуршащий пакет с комбинезончиком.

И меня, наконец, безжалостно накрыло.

Эта ослепительно-желтая вещичка выжгла все усилия держать себя в руках, которые я тренировала все эти дни. Двенадцать сантиметров поперечного разреза под пупком… Разве я теперь когда-нибудь смогу забыть о своем горе, когда напоминание о нем теперь буквально вырезано на моем теле?

Обессиленная истерикой, я не помнила, как уснула. Наверное, психика просто не выдержала и вырубилась. Я проснулась на следующий день далеко за полдень. Чувствовала себя так, будто… слов не было и сравнивать это ни с чем я не могла. В моей жизни уже была боль — когда я потеряла родителей. Теперь вот и сына…

Навалилась такая апатия… Я не ела, не включала телевизор. Иногда делала глоток воды, плакала и спала, вымотанная и опустошенная. Вот реально ведь опустошенная. С трещиной-швом на теле над пустотой.

Не могла справиться. Одной не получалось.

Чтобы прийти в себя, решила заняться чем угодно, плавно сворачивая на необходимые дела.

Пошла в ванную, глянула на себя в зеркало в коридоре и пришла в ужас. В гроб краше кладут. На всякие процедуры потратила часа три. Душ, крепкий чай. Потом нашла корейские маски и выбрала «Для сияющей кожи». Потом патчи против отечности век, потом привела в порядок волосы. За время беременности стрижка потеряла форму, и я решила выползти в парикмахерскую, заодно купить фруктов и свежих овощей. Зачем только? Все равно ком в горле мешал, горло постоянно было словно сдавлено, в него протекала только жидкость.

До вечера я искала, чем себя занять, лишь бы и на минуту не останавливаться и не дать себе шанса снова скатиться в апатию и истерику. Телевизор включила громко, чтобы перебивал мысли. Желтую детскую вещичку — триггер, который лишал меня сил сопротивляться горю — и унесла в детскую. Просто поскорее кинула в пустой комнате и снова захлопнула дверь так, будто за мной гнались адские псы.