– Почему?

Павел Петрович еще не успел уйти и услышал наш разговор. Вот он и ответил мне.

– В интересах следствия все контакты временно запрещены. У нас считают, что произошедшее на полигоне не было несчастным случаем.

– Ну хоть передать моей жене, что я жив и в порядке вы можете?

– Я спрошу, – пообещал Грищук и уже окончательно ушел.

После их ухода я долго лежал мрачный. Хотелось материться. Мало того, что снова в больнице, так еще и связаться с родными не могу! Люда там с ума сойдет. Не зря у нее предчувствия были нехорошие, словно знала что-то. Вот только откуда она что-то знать могла? Чисто женская чуйка, на которые дамы часто ссылаются.


Более-менее ходить я смог на второй день, хоть и больше «по стеночке». В основном из-за болей в груди. Звонить родным так и не разрешили. Единственная отдушина – разговоры с Королевым. Сергей Палыч лежал в соседней палате и в отличие от меня выглядел гораздо лучше. Да, синяков на нем хватало, но переломов не было. Но это если брать чисто физиологию. А так он корил себя за то, что не послушал Михаила и настоял на стрельбе. Ведь если бы он не дал отмашку, то ничего этого могло и не быть. Уж сопоставить те факты, что к нам мчались на машинах сотрудники ОГПУ, предостережение Михаила, и текущие допросы в мягкой форме не нужно много ума, чтобы догадаться о диверсии. Которую сотрудники ОГПУ вскрыли в последний момент, но помешать уже не смогли. Ага, из-за желания Сергея Павловича поскорее показать мне результат их работы.

– Фридриха жалко, – мрачно вздыхал Королев. – И остальных ребят, что там погибли. И все из-за меня.

– Хватит, – не выдержал я. – Их не вернуть, а вот дальше работать надо. Чтобы все прошлые труды насмарку не пошли. Лучше расскажи, что за боеприпас вы изобрели такой убойный?

– Да случайно вышло, – вздохнул Королев. – У нас при работе с ракетами одна прямо на старте взорвалась, да так – что диву давались и крестились мелко, хоть и атеисты. Стали разбираться… Ну тут и выяснили, что при сборке брак был и бак травил. Вокруг ракеты облако газа образовалось. Тогда еще старт из-за задержки командира полигона откладывали. Ракета уже стоит – а его все нет и нет. Когда подъехал, большая часть топлива испарилась и вокруг аппарата паров была куча. Ну и стоило подать зажигание, как все это и вспыхнуло. Как – мы все недавно на своей шкуре прочувствовали.

Если не ошибаюсь, подобные боеприпасы в моем прошлом мире называли вакуумными бомбами. Поражающих элементов в виде осколков или шрапнели нет, весь урон идет за счет температуры в центре взрыва и ударной волны. Шансов расчета машины выжить – ноль. Даже не знаю, осталось ли после них хоть что-то.

Мы оба замолчали. Только спустя некоторое время удалось перевести разговор на то, что они сделали по ракетам. Но и это было не самой удачной идеей. Цандер очень много вносил в работу, особенно, что касалось конструкции и свежих идей. Королев то и дело упоминал об этом и тут же мрачнел. Мысль, что он виноват в смерти товарища, не отпускала его. Тогда предложил ему поиграть в шахматы, если такие в больнице найдутся. На этот раз это оказалось более удачной мыслью. А шахматы нашлись – один из самых востребованных предметов здесь оказался.


Нас томили неизвестностью еще целую неделю. Лишь спустя восемь дней вместо уже знакомого Грищука пришел сам Берия. Мы в этот момент с Сергей Палычем обсуждали элементы управления ракетой. Я пытался донести до него мысль о компьютерах, которых здесь еще не было, Королев с одной стороны соглашался, что такой прибор сильно помог бы в работе, а с другой – считал его еще слишком фантастичным для нашего времени. Вот лет через сто может они и появятся, заявлял он, а пока нам доступны лишь управление по радио, да через механику.