— А где младшенький у тебя?

— Спит ещё — набегался с утра. Садись-садись, — выдвигает табуретку, — сейчас накормлю тебя.

Щи со сметаной и укропом ароматные до невозможности! Но сначала надо покормить Машу. Дочь сидит у меня на коленях и смотрит на морковный суп с откровенным презрением. Предложенную ей ложку супа отпихивает и выражает активный протест.

— Не хнычь, Маш. Давай покушаем, — уговариваю её.

Фигушки. Дочка использует «запрещённый приём» — плачет. Кто в плачущую девочку будет морковный суп пихать? Никто, конечно.

— Может, картошки ей сварить? — предлагает Шура. — Ест она у тебя картошку?

— Ест, но сейчас вряд ли будет, — встаю и хожу с плачущей дочкой по двору. — Зубик у неё режется. Температурит и капризничает. Про аппетит вообще молчу.

У меня уже сил нет, если честно. Замучили нас с Машей зубы — и ей плохо, и мне.

— Зуб, говоришь, режется? — Шура идёт к умывальнику. — Погляжу, чем помочь.

Соседка моя не только прекрасная жена и мама троих детишек, она ещё и травница опытная. Потомственная, между прочим. К ней вся деревня лечиться ходит, а иногда не только лечиться. Есть у Шуры особенный дар. Можно в магию верить или не верить, но я своими глазами Шурины чудеса видела.

— Когда совсем плохо, я ей микстуру от температуры и боли даю, — сообщаю соседке.

— Химия, — она кривится. — Её без большой надобности в дитё пихать не стоит. Я тебе трав дам. Заваришь и будешь поить по ложке три раза в день. Легче станет.

Шура моет руки, а потом, ловко справившись с капризами Маши, заглядывает ей в рот. Удивительно, но дочка не сопротивляется и с истерикой перерыв. Волшебница!

— Что о родителях Маши знаешь? — спрашивает Шура, закончив осмотр.

— Немного, — я пожимаю плечами. — Мать от неё в роддоме отказалась, про отца не известно ничего.

— Ещё не вечер… — задумчиво выдаёт соседка.

— Что?

— Я говорю, к вечеру хуже может стать. У дочки твоей клык верхний режется.

— Как клык? — я искренне удивлена. — Я смотрела, там не клык лез. Вроде…

— Он. Не сомневайся.

Вот это поворот. Маше недавно годик исполнился. Я клыки гораздо позже ждала… Эти зубы у детей часто с большими проблемами «вылупляются». Теперь ясно, почему так тяжело идёт.

— Спасибо, Шур, — от души благодарю соседку, которая уже забрала у меня дочку, чтобы я могла спокойно поесть.

У неё на руках Машуля быстро успокаивается — вот что значит опытная мать.

— Не ходит сама она, да? — Шура пробует отпустить руку девочки, но та не даёт.

— Нет, — вздыхаю. — За ручку ходит или ползает. Знаешь, на четвереньках ей гораздо больше нравится, чем на ножках.

— Неудивительно, — почти шёпотом выдаёт Шура. — А про родителей Машиных ты попробуй разузнать.

— Зачем? — гну бровь. — Она моя дочь.

— Твоя-то твоя, но… — опять тяжёлый вздох. — Как бы «родня» девочки к тебе не нагрянула.

Слова Шуры больно колют меня в душу. Псих, назвавшийся её отцом, из головы у меня так и не выходит. Но я верю, что в Любушках нас никто не найдёт. Это не город — ещё добраться надо. И вообще мало кто знает, что я отсюда родом.

— Пока Машуля была в доме малютки, её судьбой никто не интересовался, — я скорее себя успокаиваю, чем объясняю Шуре.

— Ну, хорошо, — соглашается. — Но я тебе на всякий случай обереги дам. Ты развесь их по забору, вокруг всего участка и на калитку не забудь.

— А это зачем?

— Чтобы гостей непрошенных отвадить, — подмигивает мне Шура.

4. Глава 3

В Любушках на улицах нет фонарей. Не предусмотрены. Зато во дворах у всех своё освещение.

— А у нас в квартире газ. А у вас? — подтруниваю сама над собой, щёлкая выключателем в гараже.