– Аюн, ты понимаешь, что должна понести наказание за своё поведение? ― задал наставник Мо следующий вопрос.

Она ещё до начала этой утомительной лекции поняла, что её за что-то накажут. Оправдания никого не интересуют, как и отсутствие вины. Аюн не сделала ничего дурного. Всего лишь приняла в подарок изящный веер, который доставил в поместье семьи Ли Мин личный слуга лорда Эржена. Это ведь ничего не значит. На прошлой неделе в поместье был праздник по случаю дня рождения матушки. Эржены тоже были приглашены, а их сын заметил, что Аюн заинтересовала роспись на веере его супруги. Они даже поговорили о мастерстве художника в присутствии сотни гостей и родственников, и никто не счёл этот разговор недопустимым или неприличным. Законная жена господина стояла рядом и слышала его обещание прислать Аюн в подарок другой веер, расписанный тем же художником. Если это было плохо и неправильно, почему сразу никто не сказал? Почему родители не предупредили, что от подарка нужно будет отказаться, чтобы не запятнать свою репутацию? И кто вообще решил, что эта незначительная малость имеет какое-то отношение к любви?

Увы, произносить эти вопросы вслух или отрицать свою вину было бесполезно. Наставник Мо ― придворный евнух. Если он знает о веере, значит, кто-то уже донёс об этом подарке Его Величеству, а владыка распорядился наказать глупую племянницу. Успокаивало только одно ― наказание не будет слишком суровым, ведь синяки на теле невесты или сильная слабость после длительной голодовки вероятного жениха точно не обрадуют. Да и возражения ― это демонстрация отсутствия смирения, что тоже относится к порокам. Пережить кару за несуществующий проступок придётся в любом случае.

– Я смиренно приму любое наказание, ― ответила Аюн, стараясь говорить так, чтобы голос звучал не слишком уныло.

– Ты будешь заперта в своей комнате на весь месяц, оставшийся до прибытия демонов на смотрины.

– Да, господин Мо.

– Всё это время ты будешь старательно переписывать «Трактат о добродетелях» от корки до корки каждый день.

– Да, господин Мо.

– Ты не будешь принимать гостей и общаться с кем-либо, кроме матери.

– Даже с братьями и отцом? ― уточнила девушка.

– Даже с ними.

– Хорошо, господин Мо.

– И последнее. Поскольку твой опрометчивый поступок заслуживает более сурового наказания, чем всё перечисленное, вместе с тобой накажут и твою личную служанку. Она получит тридцать ударов палками и будет изгнана из поместья без выплаты жалованья за этот месяц.

Аюн едва удержалась от возмущения, но она прекрасно понимала, что спор с придворным евнухом может закончиться для Джии ещё хуже. Вот она ― цена любви. Даже дружеской. Из-за отсутствия возможности как следует наказать виновного вынуждены страдать те, кто ему дорог. Аюн готова была переписывать «Трактат» не только днём, но и по ночам тоже, лишь бы Джии не пришлось переживать уготованную ей участь. Она даже разделила бы со служанкой жестокое наказание палками, но никто ведь не позволит. Джии всего пятнадцать лет. Она не выдержит тридцать ударов. А если и выживет, то может на всю жизнь остаться калекой, а она ведь даже не прикасалась к тому злосчастному вееру. В чём тут справедливость и добродетель?

– Я поняла, господин Мо.

– Хорошо. Я рад, что ты способна проявлять благоразумие. Жаль, что родители не научили тебя предусмотрительности и осторожности, но теперь исправлять это упущение уже поздно. Могу лишь надеяться, впредь ты будешь задумываться о последствиях своих поступков, ― с важным видом подытожил евнух.