— Знаешь что, убирайся к Эрлику! — рассвирепела я. — Попробуй меня остановить!

Тургэн издал что-то среднее между рычанием и стоном и в бешенстве вылетел из юрты, а я подхватила "снежинку" и как ни в чём не бывало поспешила следом.

Тургэн опередил меня сильно — наверное, его подгоняла ярость. Отставший от него Гуюг раз или два нерешительно обернулся ко мне, и я ловила на себе любопытные взгляды воинов, слонявшихся в проходах между юртами — очень похоже, что пол-лагеря слышало, как наследник хана ханов и его будущая хатун выясняют отношения. Но я была — сама невозмутимость и, вскинув голову, вошла в юрту, где проводился военный совет. Все уже были на месте: неизменный Боролдай, воинственный Субэдэй, ушлый казначей Кишлиг, старый Чинбай — бывший советник и большой недоброжелатель моего учителя, и сам Фа Хи. Тургэн, так на меня и не глянув, остановился рядом с отцом. Зато остальные смерили меня весьма неодобрительными взглядами. Моё участие в военных советах мало кто воспринимал благосклонно. Но раньше рядом стоял мой царственный супруг, и каганские приближённые сдерживали негодование, а сейчас, когда Тургэн буквально дымился от злости и делал вид, что меня нет, они дали себе волю. Я лишь вскинула голову, гордо прошествовала к столу с картой и, поклонившись кагану, демонстративно стала возле Фа Хи. Сейчас я — почти Марко Поло: оружие, доспехи — всё как у мужчин. Только по плечам рассыпались волосы — после того, как стрела сшибла шлем, на запястье — массивный серебряный браслет со сложным плетением, такие носят замужние женщины, а на безымянном пальце — кольцо-печатка с женским символом Хатан суйх. У Тургэна — такое же, но с мужским Хаан бугуйвч. Здесь кольца надевают не во время свадебной церемонии, а после первой совместной ночи, когда брак "закреплён" фактически. Символы означают вечную любовь, согласие и готовность вместе пройти все жизненные испытания и невзгоды — как раз то, к чему мой разлюбезный благоверный, очевидно, совсем не готов...

— Хочу услышать о сражении из уст моего сына, — объявил каган.

И Тургэн, вскинув подбородок, заговорил.

"Донесение" было коротким: ханьцы расставили ловушку, и продолжи каганская конница наступление, потери были бы велики, поэтому принц принял решение отступить и пересмотреть стратегию нападения, прежде чем атаковать снова.

— Потери велики в любой войне! — резко заявил Субэдэй, как только принц замолчал. — Тому, кто опасается за собственную жизнь или жизнь своих любимцев, на ней не место!

Лицо Тургэна потемнело, взгляд только что не высек молнию, но Субэдэй усмехнулся и продолжил:

— Кто сосчитает моих воинов, павших в бесполезной атаке? — Субэдэй командовал лёгкой конницей. — Они сражались, как истинные халху, обратили ханьцев в бегство! И всё для того, чтобы одним неразумным приказом неопытного юнца их отдёрнули назад вместо того, чтобы вести вперёд, к победе!

— Выбирай слова, если не хочешь лишиться языка, Субэдэй! — прошипел Тургэн.

— А что с языками остальных воинов, о храбрый принц? — язвительно отозвался тот. — Заставишь онеметь всё войско, которое было свидетелем твоего поражения?

— Отступление — ещё не поражение, — начал разумный Боролдай, но его перебил казначей Кишлиг:

— Истинные халху не отступают! Они сражаются до конца и погибают, как...

— ...идиоты! — не выдержала я.

Все взгляды обратились на меня, только Фа Хи, со вздохом покачав головой, опустил глаза. Конечно, моё поведение противоречило всем мыслимым нормам этикета, но я просто не могла молчать. Вся злость и обида на Тургэна куда-то делись, осталось лишь возмущение, что его очень разумное решение отступить подвергается такой грубой критике, а сам он — незаслуженным оскорблениям. Судя по выражению повернувшихся ко мне лиц, скорее всего, это — в самом деле мой последний военный совет, на следующие меня просто не пустят, но я ни о чём не жалела.