В психиатричку?!

Сердце пропускает удар, и я опять отключаюсь.

***

Открываю глаза и первое, что вижу, это зарешёченное наглухо окно. Память услужливо зажигает в мозгу страшное слово “Психиатричка”. Боже, Боже, Боже! Что же делать?! Это что же, меня в смирительную рубашку одели?! Это что же, я теперь тут буду лежать? И все узнают, что я сумасшедшая и…

– Здравствуйте, Ангелина Серафимовна, – произносит первый голос.

Я оборачиваюсь на звук, с трудом навожу резкость и чуть не падаю в обморок обратно от красоты мужчины, который сидит передо мной.

– Здравствуйте, – хрипло каркаю я.

– Меня зовут Степан Васильевич Стужев, – продолжает он, но мне тяжело сосредоточиться на том, что он говорит. – Я заведующий отделением психиатрии и ваш лечащий врач.

– Я не сумасшедшая, – сразу расставляю точки над i я.

– А здесь сумасшедших и нет, – серьёзно отвечает он.

– Почему я здесь? – пробую подняться, и у меня получается – значит, смирительной рубашки всё же нет. А головокружение есть.

– Потому что вы совершили попытку суицида, а все такие товарищи обязательно проходят через наше прекрасное отделение, – словно рассказывая сказку говорит он.

– Зачем?

– Ну чтобы убедиться, конечно, что в следующий раз у вас всё получится, – кивает он, и видя моё лицо, поднимает ладони вверх. Красивые большие ладони с длинными пальцами. – Шучу!

– Ох и шуточки у вас!

– Какие есть, – пожимает плечами Стужев.

– Но дело в том, что я не совершала попытку суицида, – пытаюсь объяснить я.

– Да что вы говорите, – внимает мне психиатр.

– Я клянусь вам, – прикладываю руку к груди. – Это просто недоразумение. Вы верите мне?

– Конечно, верю, – с готовностью кивает он. – Сейчас вам сделают укольчик, вы поспите, а потом мы с вами ещё поболтаем, хорошо?

– Не надо уколов! – вскрикиваю я, но в палату уже входит дородная женщина со шприцом в руке.

– Надо, милая, надо, – ласково жалеет меня по руке Стужев, пока тётка протыкает мне плечо.

Прежде чем уснуть, я думаю одно: “Ну я тебе устрою жизнь, Степан Василич! Сам меня отсюда выгонишь!”

Глава 2

Я долго не могу проснуться, веки всё тяжёлые и тяжёлые, и никак это не проходит. А потом дверь хлопает и…:

– Проснись и пой, солнце моё! – окончательно вырывает меня из тягучего сна голос незабвенного Стужева. – Как тебе феназепамчик животворящий? Получше?

– Мне и не было плохо, любимый, – охаю я и чувствую насколько сухо во рту. – Пить хочу.

– Всё для тебя, – он протягивает мне стакан воды, и я выхлёбываю его за несколько секунд. – Ещё?

Я только киваю и жду нового стакана. И только потом, уже почти готовая вести переговоры, спрашиваю:

– Сколько я спала?

– Около суток, – улыбается мне сногсшибательный мужчина.

– Скажи мне, что нужно сделать, чтоб ты не колол больше меня всякой гадостью? – страдальчески смотрю я на него.

– Да бог с тобой, милая, – всплеснул руками психиатр. – Где ж тут гадость?

– Степан… как там тебя?.. Василич, я тебя очень прошу, давай договоримся без уколов, – умоляю я.

– Хорошо, красота моя, – он придвигается ближе, опираясь локтями на колени и обдавая меня ароматом своего одеколона. – Давай так, ты мне историю, а я тебе отсутствие уколов. Лады?

– Да я тебе хоть “Войну и мир” расскажу по томам, хочешь? – радостно соглашаюсь я.

– “Войну и мир” не хочу, – вздыхает он.

– А что хочешь?

– Познать твои глубины, – улыбается он.

– Это очень двусмысленно звучит, Степан Василич, – со вздохом говорю я.

– Так и задумывалось, – вдруг подмигивает он мне.

– Ты флиртуешь, что ли? – уточняю я, ибо последние пятнадцать лет никто со мной не флиртовал, и чувство сейчас очень двоякое. С одной стороны, чувствуется как опасность, с другой – приятненько так-то.