В психиатричку?!
Сердце пропускает удар, и я опять отключаюсь.
***
Открываю глаза и первое, что вижу, это зарешёченное наглухо окно. Память услужливо зажигает в мозгу страшное слово “Психиатричка”. Боже, Боже, Боже! Что же делать?! Это что же, меня в смирительную рубашку одели?! Это что же, я теперь тут буду лежать? И все узнают, что я сумасшедшая и…
– Здравствуйте, Ангелина Серафимовна, – произносит первый голос.
Я оборачиваюсь на звук, с трудом навожу резкость и чуть не падаю в обморок обратно от красоты мужчины, который сидит передо мной.
– Здравствуйте, – хрипло каркаю я.
– Меня зовут Степан Васильевич Стужев, – продолжает он, но мне тяжело сосредоточиться на том, что он говорит. – Я заведующий отделением психиатрии и ваш лечащий врач.
– Я не сумасшедшая, – сразу расставляю точки над i я.
– А здесь сумасшедших и нет, – серьёзно отвечает он.
– Почему я здесь? – пробую подняться, и у меня получается – значит, смирительной рубашки всё же нет. А головокружение есть.
– Потому что вы совершили попытку суицида, а все такие товарищи обязательно проходят через наше прекрасное отделение, – словно рассказывая сказку говорит он.
– Зачем?
– Ну чтобы убедиться, конечно, что в следующий раз у вас всё получится, – кивает он, и видя моё лицо, поднимает ладони вверх. Красивые большие ладони с длинными пальцами. – Шучу!
– Ох и шуточки у вас!
– Какие есть, – пожимает плечами Стужев.
– Но дело в том, что я не совершала попытку суицида, – пытаюсь объяснить я.
– Да что вы говорите, – внимает мне психиатр.
– Я клянусь вам, – прикладываю руку к груди. – Это просто недоразумение. Вы верите мне?
– Конечно, верю, – с готовностью кивает он. – Сейчас вам сделают укольчик, вы поспите, а потом мы с вами ещё поболтаем, хорошо?
– Не надо уколов! – вскрикиваю я, но в палату уже входит дородная женщина со шприцом в руке.
– Надо, милая, надо, – ласково жалеет меня по руке Стужев, пока тётка протыкает мне плечо.
Прежде чем уснуть, я думаю одно: “Ну я тебе устрою жизнь, Степан Василич! Сам меня отсюда выгонишь!”
Глава 2
Я долго не могу проснуться, веки всё тяжёлые и тяжёлые, и никак это не проходит. А потом дверь хлопает и…:
– Проснись и пой, солнце моё! – окончательно вырывает меня из тягучего сна голос незабвенного Стужева. – Как тебе феназепамчик животворящий? Получше?
– Мне и не было плохо, любимый, – охаю я и чувствую насколько сухо во рту. – Пить хочу.
– Всё для тебя, – он протягивает мне стакан воды, и я выхлёбываю его за несколько секунд. – Ещё?
Я только киваю и жду нового стакана. И только потом, уже почти готовая вести переговоры, спрашиваю:
– Сколько я спала?
– Около суток, – улыбается мне сногсшибательный мужчина.
– Скажи мне, что нужно сделать, чтоб ты не колол больше меня всякой гадостью? – страдальчески смотрю я на него.
– Да бог с тобой, милая, – всплеснул руками психиатр. – Где ж тут гадость?
– Степан… как там тебя?.. Василич, я тебя очень прошу, давай договоримся без уколов, – умоляю я.
– Хорошо, красота моя, – он придвигается ближе, опираясь локтями на колени и обдавая меня ароматом своего одеколона. – Давай так, ты мне историю, а я тебе отсутствие уколов. Лады?
– Да я тебе хоть “Войну и мир” расскажу по томам, хочешь? – радостно соглашаюсь я.
– “Войну и мир” не хочу, – вздыхает он.
– А что хочешь?
– Познать твои глубины, – улыбается он.
– Это очень двусмысленно звучит, Степан Василич, – со вздохом говорю я.
– Так и задумывалось, – вдруг подмигивает он мне.
– Ты флиртуешь, что ли? – уточняю я, ибо последние пятнадцать лет никто со мной не флиртовал, и чувство сейчас очень двоякое. С одной стороны, чувствуется как опасность, с другой – приятненько так-то.