Вот сейчас, чтобы он не имел в виду – то, что я слишком правильная для таких вещей, или то, что я ему вру, – меня взбесило. Потому что и то, и то – неправда. Просто я всегда была осознанная. Немного вина – ок. Сигареты – нет. Целоваться на первом свидании – допустимо. Лезть к мужику в трусы – моветон. С четкими моральными ценностями и принципами жизнь дается куда легче.

– Черт, точно же были где-то здесь, – грохочет у меня за спиной.

Я оборачиваюсь, чтобы увидеть, как всегда идеально собранный начальник, согнувшись в три погибели, копается в книжном шкафу. Его пиджак отброшен на спинку ближайшего стула, а рубашка крепко натягивается на напряженных плечах. То, что начальник непозволительно хорош для своего возраста, я заметила недавно. Магия отсутствия обручального кольца. Не иначе.

И затяжная голодовка по мужику. Пора сосредоточится не только на работе, но и на личной жизни. Хотя бы завести парня выходного дня.

– Наконец, – облегченно выдыхает он.

Вытаскивает, очевидно припрятанную когда-то пачку сигарет, и разворачивается ко мне. Опирается на шкаф позади, скрещивает ноги и отработанным движением выбивает из помятой пачки сигарету. Зажимает ее во рту и берется за зажигалку, вылетевшую из той же пачки.

Он же не…

Будет. Да, он закуривает в собственном кабинете. Огонь.

Я не в силах отвести глаз от картинки саморазрушения человека. Это как один из хорроров, которые мне так нравятся: закручивают внутри вихрь из эмоций. Адреналин, ужас, предвкушение. Наконец, идеальный во всех отношениях человек показывает свою темную сторону.

Зажав тлеющую сигарету в зубах, Юрий Константинович закатывает рукава рубашки, не сводя с меня ответного взгляда. Затем снова обхватывает ее пальцами и делает глубокую затяжку.

– Поэтому бросил пить. Алкоголь вытаскивает все пороки, – стряхивая пепел прямо на пол, рассказывает шеф. – Когда выпью, всегда тянет курить и… – многозначительно замолкает.

Неуютно.

Особенно от его насквозь прожигающего взгляда, пока кончик сигареты, зажатой в его рту, медленно тлеет красноватым маячком.

– Танцевать? – подкидываю забавный вариант, способный снять нависшее от его взгляда напряжение в воздухе.

Дурацкая эмпатия. Вечно перетряхивает меня эмоциями чужих людей.

Хватаю один из пластиковых стаканчиков с плещущимся на дне шампанским со стола генерального и подношу его к безобразно опьяневшему от пары тройки стаканов начальнику. Вместо пепельницы.

У него совершенно шальной взгляд. Новенький в коллекцию.

– Ага, – очередная затяжка и прожигающий меня до костей взгляд. – Танцевать, – выдыхает он вместе с дымом. Глухо и хрипло. Щекоча мою нервную систему.

Я подошла слишком близко.

Странно, у него сейчас такая энергетика… Словно стоишь у огня. Близко-близко. Незнакомое ощущение, вызывающее тревожное чувство. Волоски на коже взбудоражено приподнимаются.

Ставлю стаканчик на столешницу рядом с ним и делаю шаг назад, чтобы сбросить этот странный жар, окутавший, стоило вступить в зону комфорта чужого человека. И потираю предплечья, чтобы скинуть странный озноб.

Жар и озноб вместе. Сюр какой-то. Может, я заболеваю?

– Вы в курсе, что ваш кабинет не проветривается? – спрашиваю серьезно.

Роль строгой, все держащей под контролем помощницы руководителя мне куда привычнее, чем поддакивающей секретарши.

– Идиотские многоэтажные офисы с не открывающимися окнами, – хмыкает Тарелкин, стряхивая пепел в заботливо поднесенный мной стаканчик. На секунду отводит свой адовый взгляд и снова возвращает его ко мне. Чтобы пригвоздить к месту, как заклинатель змею. Но ядом я еще плевать могу.