– А вор, которого вы идентифицировали…

– Кеннет Густафссон, сорок четыре года, известен как торговец наркотиками. С законом не ладил начиная с подросткового возраста. Навскидку я бы предположила, что речь идет о каких-то внутренних разборках. Мотоклуб из Свавельшё замешан в самых разных преступлениях и, в частности, связан с распространением метамфетамина. То есть это может быть кладбищем для людей, не поладивших с «Свавельшё МК». Однако…

– Да?

– Та проститутка, убитая в Сёдертелье… двадцатидвухлетняя Ирина Петрова.

– И что с ней?

– Вскрытие показало, что она была жестоко избита, причем повреждения такого характера, какие обычно наносятся чем-то вроде бейсбольной биты. Правда, характер повреждений неоднозначен, и патологоанатом не смог точно сказать, какое именно использовалось орудие. Однако Блумквист сделал довольно меткое наблюдение. Травмы Ирины Петровой вполне могли быть нанесены голыми руками…

– Нидерман?

– Это логичное предположение. Доказательства пока отсутствуют.

– Как мы будем действовать дальше? – спросила Спонгберг.

– Мне необходимо переговорить с Бублански, но следующий естественный шаг – это, вероятно, допрос Залаченко. Мы, со своей стороны, надеемся выяснить, что ему известно об убийствах в Стокгольме, а в вашем случае речь идет о поимке Нидермана.

Один из инспекторов гётеборгского отдела по борьбе с насильственными преступлениями поднял палец.

– Можно спросить – что обнаружили на хуторе Госсеберга?

– Очень немногое. Мы нашли четыре единицы стрелкового оружия. Подготовленный к смазке пистолет «ЗИГ-Зауэр» в разобранном виде – на кухонном столе. Польский «Пи-восемьдесят три ванад» – на полу рядом с кухонным диваном. «Кольт-тысяча девятьсот одиннадцать Гавернмент» – тот, что Блумквист пытался сдать Польссону. И наконец, браунинг двадцать второго калибра, который представляется на этом фоне чуть ли не детской игрушкой. Мы подозреваем, что в Саландер стреляли именно из него, поскольку она все еще жива с пулей в голове.

– Что-нибудь еще?

– Мы конфисковали сумку, содержащую чуть более двухсот тысяч крон. Она находилась в комнате на втором этаже, которой пользовался Нидерман.

– А вы уверены в том, что это его комната?

– Ну, у него размер одежды икс-икс-эль. У Залаченко вещи среднего размера.

– Есть ли какие-нибудь доказательства связи Залаченко с преступной деятельностью? – спросил Йеркер Хольмберг.

Эрландер помотал головой.

– Все, конечно, зависит от того, как истолковывать конфискованное оружие. Но за исключением оружия и того, что у Залаченко стояли очень высокотехнологичные камеры наружного наблюдения, мы не обнаружили ничего, что отличало бы хутор Госсебергу от любого фермерского хозяйства. Обстановка дома чрезвычайно спартанская.

Ближе к двенадцати часам в дверь постучал полицейский в форме, который передал Монике Спонгберг какую-то бумагу. Она подняла палец.

– К нам поступил сигнал об исчезновении человека в Алингсосе. Двадцатисемилетняя медсестра стоматологического кабинета по имени Анита Касперссон выехала из дома в семь тридцать утра. Она отвезла ребенка в садик и должна была прибыть на свое рабочее место еще до восьми, но так и не прибыла. Она работает у частного стоматолога, приемная которого расположена примерно в ста пятидесяти метрах от того места, где обнаружили угнанную полицейскую машину.

Эрландер и Соня Мудиг одновременно взглянули на свои часы.

– Значит, он имеет фору в четыре часа. Что у нее за машина?

– Темно-синий «рено» модели девяносто первого года. Вот номер.

– Немедленно объявляйте машину в общегосударственный розыск. К настоящему моменту Нидерман может находиться в любом месте между Осло, Мальмё и Стокгольмом.