Контрастный душ помогает взбодриться, чашечка двойного эспрессо тоже. С утра мне не надо в суд, первый клиент назначен на час дня, поэтому, не заезжая на работу, направляюсь в магазин художественных товаров. Как только захожу, сразу огромной кучей наваливаются воспоминания. Я не был в подобных магазинах десять лет. А тогда, в студенчестве, Алиса постоянно меня в них таскала. Она покупала краски, кисти, альбомы. Еще какие-то неизвестные мне штуки для художников. Помню, как у Алисы глаза загорались, когда мы заходили. Так сильно они у нее не горели даже в магазинах одежды.

Где-то глубоко в груди начинает больно щемить от нахлынувших воспоминаний. Я думал, забыл все, что было связано с Алисой, но, оказывается, нет. Картинки из прошлого выскакивают, словно черт из табакерки. Ловлю в зале консультанта, показываю ей список и прошу побыстрее собрать заказ. Хочу убраться отсюда, как можно скорее. Когда выхожу из магазина, облегченно выдыхаю. Надо разобраться в себе. То, что со мной творится, мне совсем не нравится.

Приезжаю в больницу и пишу Алисе. Она спускается довольно быстро. Без макияжа, с высоким хвостом на голове и в спортивном костюме. Немного непривычно видеть ее такой. У меня дома она красится каждый день, даже по выходным, когда никуда не надо. Не знаю, для меня или просто так. Но привык видеть ее с помадой на губах и со стрелками на глазах. А сейчас… это снова Алиса из прошлого: простая и красивая без косметики.

Блядь… Ненавижу себя.

— Привет, — улыбается по-доброму. — Спасибо большое. Надеюсь, я не сильно отвлекла тебя от работы? Просто вчера ты сказал, что можешь завезти утром то, чего не хватает…

— Все в порядке, — перебиваю. — Как ваши дела? Как дочка?

— Ночь прошла хорошо, Кира чувствует себя нормально. Думаю, ничего критичного нет. У Киры сегодня возьмут необходимые анализы и после их результатов будем переводиться в другую больницу.

— Я жду от тебя сумму, — напоминаю.

— Послушай, Андрей, — неуверенно переминается с ноги на ногу. — Я не хочу, чтобы ты оплачивал лечение моего ребенка.

— Это не обсуждается, — строго обрываю.

Во-первых, как я уже сказал Алисе, суду нужно увидеть, что она тоже может финансировать нужды ребенка. Во-вторых…

А что во-вторых?

Да хрен его знает. Просто откуда-то появилось желание помочь больному ребёнку. Убеждаю себя, что это не потому, что Кира — дочь Алисы. А просто так. Ну я же занимаюсь благотворительностью. Периодически. Есть пара фондов, с руководителями которых я дружу, и время от времени делаю отчисления на лечение детей. Тут почти то же самое. Без пяти минут разведённая женщина, которую муж оставил ни с чем, не может оплатить дорогостоящее лечение ребёнка. Я просто помогаю.

— Макар может оплатить лечение Киры в полном объеме. Это наша с ним дочь, и твоё вмешательство не совсем уместно.

Последнее предложение прилетает мне обухом по голове. Упоминание о Макаре побуждает ярость.

— Если ты хочешь, чтобы я и дальше представлял в суде твои интересы, то не спорь, — зло обрываю.

Качает головой.

— Макар ни за что не согласится, чтобы ты оплачивал лечение нашей с ним дочки.

«Нашей с ним дочки», «нашей с ним дочки»… как заевшая пластинка.

— Не спорь со мной, — зловеще выдыхаю.

Алиса сразу осекается. Глядит испуганно.

— Ладно, давай мне пакеты, — быстро переводит тему.

Поворачиваю голову в сторону. Охранник куда-то ушёл.

— Я донесу.

Направляюсь к лифтам, Алиса семенит рядом. Во мне все еще бушует гнев. Непонятно, откуда он взялся. Просто не люблю, когда со мной спорят. Особенно Алиса. У нас был уговор: я представляю в суде ее интересы, она беспрекословно меня слушает. Мне нравится ее покорность. Характер пускай кому-нибудь другому показывает, а не мне.