— Зачем дарить? Я предпочитаю срывать их со своих женщин.

Эти слова эхом отдаются в ушах. Со своих женщин? Да что он о себе возомнил?!

Набираю полную грудь воздуха, чтобы продолжить словесный поединок, но Тимофей меня удивляет: стаскивает пиджак, пока я в немом изумлении пялюсь на него.

— Садись, — кивок на диван, — ты не в моем вкусе, так что не обольщайся.

— Чего? — потерянно переспрашиваю, но послушно пристраиваю свою пятую точку на указанный предмет мебели.

— Я говорю, баб у меня и без тебя хватает. Я сюда по делу приехал, а не трусы твои рассматривать.

— Ну, знаешь!.. — возмущенно подскакиваю.

— Села! — рявкает Тимофей, и у меня подкашиваются ноги. — Я говорю…

Стискиваю зубы, мысленно начиная составлять план мести этому снобу. Пока он берет стул и, разворачивая его спинкой вперед, седлает. Рубашка на его груди натягивается, обозначая накачанные мышцы, и я с трудом проталкиваю слюну.

— В общем, так, пигалица. Отец дал поручение, чтобы я взял над тобой опеку, пока ты не закончишь универ.

Как мешком по голове лупанул. Хлопаю глазами, пока информация оседает в голове.

— Зачем? — гениальный вопрос.

Десять баллов!

— Понятия не имею, но собираюсь со всей ответственностью подойти к этому пункту завещания, — Тимофей пристально наблюдает за мной.

У меня же возникает стойкое ощущение, что он совсем не про опеку. По крайней мере, в его глазах горит какой-то дьявольский огонек. В горле пересыхает, и я тянусь к бутылке газировки, оставленной вчера на журнальном столике. Делаю жадный глоток в попытке утолить жажду. Получается хреново. В глотке по-прежнему так суxo, что и слова сказать не могу.

— Завещания? — все-таки нахожу в себе силы заговорить. — Значит, дядя Рашид просто завещал меня тебе?

— Не тебя, пигалица — опеку над тобой.

— Я не хочу, — встаю в позу и задираю нос.

Тимофей хмурится. Переплетает пальцы и прошивает меня недовольным взглядом. По телу проходит дрожь, и я сжимаюсь под этим пристальным взглядом.

— А я тебя не спрашиваю, — резко встает, хватая пиджак, и нависает надо мной, — я продолжаю перечислять тебе деньги на жизнь. Ты не беспокоишь меня, я не трогаю тебя. Усекла, мелочь?

Его запах заполняет все пространство между нами, и мне становится сложно дышать. С трудом отталкиваю эту гору мышц и встаю.

— Да пошел ты, я не просила себе надзирателя, — повышаю голос и встряхиваю волосами, — я вполне сама могу решить, как мне жить.

Тимофей стискивает кулаки, а меня окутывает страх. Он обхватывает меня за шею и притягивает к себе. Мы стоим нос к носу, пока я пытаюсь лишний раз не дышать.

— Не советую тебе проверять мою выдержку, — шипит на ухо, а меня начинает колотить, — тебе не понравится результат.

Отталкивает меня, пока я сражаюсь с приступом паники, и покидает квартиру. Хватаю все ту же бутылку и швыряю в закрывшуюся дверь.

— Пошел ты на хрен, дядечка! — ору, срывая голос, и падаю на диван.

2. Глава 2

Тимофей

Запах её в нос долбит так, что перед глазами темнеет. Недоразумение, блин. Да она всем моим бабам жару даст!

Выросла, стала такая… едва слюни успевал глотать, пока рядом стоял. И язык острый, только бы применение другое ему найти, чтоб не такая бешеная была.

И очки куда-то делись. Сидела, глазки таращила. Боится, но не сдается.

Покидаю квартиру и только на улице могу выдохнуть. Напряг в штанах такой, что боюсь — ширинка расползется. Прикрываю пиджаком свидетельство того, что эта стычка стала для меня новым и не таким уж безразличным моментом.

Обычно мне слова поперек не говорят, а тут, надо же, зубками попыталась прокусить.