В горле увеличивается ком. Пульс долбит по ушам. Ладони покрываются потом. Сжимаю челюсть и начинаю дышать, как учил в свое время психотерапевт. Приступ трусливо прячется в уголке сознания, и тело расслабляется.

— Скоро узнаешь, — его рык проходит по оголенным нервам, как разряд тока, — терпения.

— О, — поднимаю руку и с интересом рассматриваю маникюр — надо бы обновить, — терпение не входит в список моих добродетелей.

И глазками хлоп-хлоп. Тимофей ещё сильнее сдвигает брови, а мне внезапно становится весело. Я уже обожаю смотреть на его эмоции, потому что обычно, когда я видела его, он был похож на обычного богатенького сноба.

Мы доезжаем до дома, где я живу после смерти родителей, и сердце совершает кульбит.

— Выгонять будешь? — хожу по острию, но не могу сдержаться и скалюсь, когда дверца машины распахивается.

— На выход давай, — меня ставят на асфальт и молча подходят к подъездной двери.

Я не удосуживаюсь сделать ни шагу, только складываю руки на груди и вздергиваю нос.

Тимофей ждет. А я не собираюсь двигаться с места.

— Сюда подойди, — недовольный голос делит пространство между нами надвое.

Мотаю головой, и вижу, как в черных глазах назревает буря.

— Кристина…

Собственное имя действует как пинок, и ноги против воли идут к подъезду. Открываю дверь, и меня вталкивают внутрь. Тру руку и недовольно фыркаю:

— Нельзя полегче? Я все-таки девочка, — обижено надуваю губы.

— На данный момент ты моя головная боль.

Тимофей нажимает на кнопку лифта, а я застываю, понимая, что боюсь пошевелиться, чтобы ненароком не задеть его..

Пока лифт поднимает нас на нужный этаж, судорожно вспоминаю, в каком состоянии квартира. Я уж точно сегодня не ждала никаких гостей и могла элементарно оставить сушиться на виду нижнее белье.

— Может, просто скажешь, зачем ты меня нашел, и поедешь дальше по своим делам? — изображаю из себя саму невинность.

— Нет, — обрубает он в тот момент, когда двери лифта разъезжаются.

Подавляю разочарованный вздох и плетусь к двери. Ну смотри, дядя, сам напросился, потом не жалуйся.

Роюсь в сумке в поисках ключей и ощущаю, как черный взгляд шарит по моему телу. По коже пробегает озноб, и я стряхиваю с себя ощущение его взгляда. Оборачиваюсь, отмечая, что Тимофей даже не смотрит в мою сторону.

— Проходи, чувствуй себя как дома, но не забывай, что в гостях, — фыркаю, распахиваю перед ним дверь и все же издаю мучительный стон.

В центре гостиной стоит сушилка с моими трусиками. Скидываю кеды и проскальзываю к своему врагу номер один. Блин, ну почему именно сегодня?!

До меня долетает смешок Тимофея, пока я сдергиваю трусики с перекладин и запихиваю их в комод.

— Милое бельишко, — прилетает мне в спину, и щеки вспыхивают ярким румянцем.

— А ты трусов, что ли, не видел ни разу? — пытаюсь заткнуться, но в такие моменты у меня врубается на максимум инстинкт самосохранения.

Или же, наоборот, отрубается. Потому что язык мой несет все, что рождается в мозгу.

— Ну почему же? Видел. Всякие разные, но вот такие с заячьим хвостиком на попке впервые, — мне кажется, или его голос значительно понижается.

Оборачиваюсь и чуть ли не кричу в испуге, когда мой нос утыкается в мощную грудь. Задираю голову, спотыкаясь о взгляд, горящий похотью, и у меня моментально слабеют ноги. Пальцы вцепляются в его рубашку. Закусываю губу, и его взгляд тут же переключается на мой рот. В мозг ударяет сигнал опасности.

— Подарить? — выдаю просто гениальное и наблюдаю, как лицо Тимофея меняется.

Острый, как бритва, взгляд проходится по лицу и впивается в меня. Мне же только остается разжать кулаки и отскочить от мужчины на безопасное расстояние, чтобы у него не было соблазна размазать меня по стене, а с его габаритами ему не составит это особого труда.