Свободна?
Я не понимаю. В голове все путается, мысли скачут, а слова словно застряли в горле. Это какая-то игра? Сердце бешено колотится, а воздух в кабинете становится густым.
Где-то подвох. Марк провоцирует меня. Я знаю это. Но в то же время мы оба осторожно балансируем на краю пропасти – шаг вперед, шаг назад. Кто первым сорвется? Он играет. Мы оба играем. Только я не знаю, кто в этой игре ведет, а кто ведомый.
Марк чуть склоняет голову, изучая мою реакцию. Он ждет. Наблюдает. Развлекается?
– Если хочешь – можешь остаться. Работаешь за зарплату, на общих условиях. Если нет – можешь вернуться в свой убогий район. Продолжать промышлять воровством… или проституцией.
Я вспыхиваю. Ладони моментально сжимаются в кулаки.
– Я не торгую собой! – выплевываю я, чувствуя, как все внутри пылает.
Марк лишь лениво усмехается. Его глаза цепляются за меня, как будто он уже знает, что я скажу дальше.
– У всех есть цена. Рано или поздно тебе придется озвучить свою. Таковы законы места, где ты живешь.
Он медленно усмехается и чуть откидывается назад. Его взгляд в этот момент особенно раздражает – уверенный, будто он уже выиграл. Его тон меня бесит. Спокойствие бесит еще больше. Я киплю, ощущая, как в груди разгорается ярость.
– Откуда ты знаешь? – выпаливаю я, почти шипя.
Марк хмыкает, но не отвечает. Как будто мои слова не заслуживают реакции. Он просто берет виски, наливает в стакан и делает небольшой глоток, все так же невозмутимо глядя на меня. Не собирается объяснять. Не собирается спорить. Он уже все сказал.
– Думай до утра, – бросает Марк, поднимая на меня темные глаза. В них что-то скользит – насмешка? Ожидание? Интерес? Я не могу понять. – Переночевать можешь во флигеле.
Я на грани, чтобы взорваться, но каким-то чудом все еще контролирую себя. Последнюю его фразу оставляю без ответа. Умышленно. Пусть я проиграла этот бой, но вся война еще впереди.
– Мне нужно съездить к матери, – сухо констатирую я и складываю руки на груди.
Марк кивает и отпивает из своего бокала.
– Я скажу водителю, он отвезет тебя.
И так хочется послать к чертям собачьим с его подачками, но благоразумие берет верх, и я не спорю. Водитель – это гораздо лучше, чем общественный транспорт, тем более что я очень устала.
Шумно выдыхаю, разворачиваюсь и выхожу из кабинета. Внутри все клокочет, будто я проиграла раунд в игре, правила которой даже не знаю, но ничего, придется их изучить.
Сажусь в машину на заднее сидение. Кресло такое удобное, как будто обнимает со всех сторон. Устраиваюсь поудобнее и ощущая, как напряжение в теле постепенно ослабевает.
Всю дорогу я смотрю в окно, наблюдаю, как город сменяется приглушенным светом улиц, как здания остаются позади. В голове крутится тысяча вопросов. Что теперь? Что делать дальше? Но ответов нет. Я не знаю. Какое принять решение тоже.
Поговорив с лечащим врачом, вхожу в палату и внутри сразу становится теплее. Мама выглядит лучше. Глаза ясные, в уголках губ легкая улыбка. Она всегда улыбается, даже если больно.
– Привет, моя хорошая, – ее голос мягкий, теплый, родной, а у меня внутри все сжимается от эмоций. Слезы наворачиваются на глаза, но я не позволяю им пролиться.
Я сажусь рядом, беру маму за руку. Она такая хрупкая. Мне хочется сказать многое, но слова застревают в горле.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю тихо.
– Уже лучше, – отвечает она. – Врачи говорят, что скоро переведут в палату. А ты? Ты выглядишь… усталой.
Я улыбаюсь, пряча волнение.
– Все хорошо. Я устроилась на работу, – все же рассказываю я. Хочется порадовать, точнее приободрить.