А что, если Хабарова выпустили, и он следил за мной, выжидая, когда появится Макс? Господи, неужели за нами с Тимом действительно следили? Мне становится дурно от этой мысли, но я тут же беру себя в руки и стараюсь не поддаваться негативным эмоциям. Если бы следили, я бы заметила. К тому же Макса все считают погибшим. Из моего окружения только Илья знает правду. Нет. Вряд ли это Хабаров. Но забытое чувство страха за жизнь брата уже активизировалось. А что, если Динар ничего не выяснит? Что тогда? К кому обращаться? Пытаюсь вспомнить фамилию человека, который три года назад помог Максиму выехать из страны, но тщетно.  

Всю ночь сплю беспокойно, а утром собираюсь в дорогу, не переставая думать о Максе и вчерашнем звонке Асадову. 

Мы гуляем с Тимом на улице, когда мне звонит Илья: 

— Наташка, мне никак не вырваться. Я не успею тебя проводить. Не обижайся, златовласка, хорошо? Сам больше недели торчу в горах. Смертельно устал и в такие моменты хочу бросить всё и в Питер улететь. Я думал, в офисе сидеть буду, людьми руководить, а по итогу с одного объекта на другой как горный козёл скачу. Так и сказал отцу на днях, а он лишь посмеялся. Буду настаивать, чтобы обратно переводил. Ты не против? 

— Илюш, я не против. Мы, конечно, будем скучать с Тимом по тебе, но отпустим… — придаю голосу грустные интонации, а сама едва сдерживаю улыбку. 

— Отпустим? Со мной полетите! Полетите же, Наташ?

— Ну… Пока я лечу в Москву по работе, а как вернусь, можем поговорить о возвращении в Питер. Сомневаюсь, что отец сию же секунду депортирует тебя обратно. Ему выгодно, что ты находишься здесь. Везде же нужны свои люди. Иначе порядка не будет. 

— Ладно. Я как со всем разгребусь, сам прилечу в Москву. Погуляем по городу, в ресторане где-нибудь посидим. Сто лет в столице не был. Хочешь? — предлагает Илья.

— Хочешь. Только фотку накануне вылета пришли, а то я уже и забыла, как ты выглядишь. Боюсь, не угадаю и мимо пройду, если встретимся.

— Не смешно, потому что это правда. — Он печально вздыхает. — Как там Тим?

— Нормально. Играет в песочнице. Мы вышли погулять.

О том, что ко мне прилетал брат и исчез, рассказать не успеваю: Илью кто-то окликает, он говорит, что перезвонит, и отключается. 

Так и живём. То он в командировках, то я. Встречаемся урывками. И я жду, что не за горами предложение съехаться, и, как вытекающее из этого, предложение зарегистрировать брак, но если ещё и в Питер придётся вернуться… Это ведь нужно будет знакомиться с родителями Ильи, поддерживать с ними общение, иногда появляться на людях? Вдруг они будут против того, чтобы их сын женился на мне? Ракитин-старший ушёл в политику, выиграл выборы два года назад, трясётся за свой рейтинг, а его сын возьми и женись на обычной девушке из народа, да ещё и с готовым ребёнком, который к их семье не имеет никакого отношения… Сомнительная радость для семьи уважаемого депутата. Но с точки зрения рейтинга — неплохой ход.

Собираю вещи и поглядываю на телефон. Кто бы мне несколько дней назад сказал, что я буду ждать звонка от Асадова, рассмеялась бы.

Таксиприезжает за мной около семи вечера. Я не люблю летать. Особенно неприятны моменты взлёта и приземления. Закладывает уши, сильно тошнит, и болит голова. В этот раз ещё и Виолетта весь перелёт болтает без умолку, и два с половиной часа превращаются в пытку. Мысленно делаю пометку, что обратно лучше поменяться местами с Градским или его замом. Начальству она побоится присесть на уши.

В аэропорту нас встречает помощница Измайлова. С ней ещё два человека. Инга сопровождает нас до машины, и мы едем в отель. Мне кажется, что я заметила знакомое лицо среди встречавших нас людей, но не могу вспомнить, где видела этого человека. Лишь после отдыха и новой встречи, когда утром он отвозит нас в офис к Измайлову, вспоминаю, где его видела. Это Степан, один из охранников Асадова.