Я составила портрет тех, кого видела лично, и их подали в розыск.

Я хотела, чтобы виновных наказали, а Диану с ее мамой непременно нашли.

Я ничего плохого не хотела – лишь помочь им.

А потом они пришли за нами.

Давид был их предводителем, он схватил меня первым и сказал:

– Свидетелей надо убрать. Да, красивая?

Вот Давид и убрал. И вчера он мне в этом сам признался.

После приземления Давид посадил меня в машину и приказал своим людям везти нас домой.

К нему домой.

В ту берлогу, где я выстрелила в него и где были слишком свежи воспоминания. Я молила его об обратном – даже о тюрьме, но Давид лишь качал головой и с жуткой, холодной улыбкой называл меня своей наивной девочкой.

– Поспи, – говорил он.

Давид усыплял меня везде, лишь бы не противилась.

– Приехали.

Я выбралась из автомобиля в сонном состоянии.

В Москве светало, а под ногами было сыро – в этом городе всю ночь лил дождь и успокоился лишь под утро, к нашему прилету.

– Пошли.

Ладонь Давида подтолкнула к знакомым апартаментам. Я засунула руки в карманы пальто, следуя коротким указаниям.

Когда мы остановились перед знакомой дверью, я оглянулась: сзади, пугая своим видом, за нами следовала охрана. Та самая, которую для Давида назначил Роман. Даже в самолете я была под их наблюдением, и вот опять.

Я проснулась окончательно, когда Давид притеснил меня к стенке. Другой рукой он искал в кармане ключи.

– Подопрешь дверь стулом? Прикуешь наручниками к батарее? Что ты хочешь от меня?

Давид был так близко, что стало страшно от его вседозволенности.

– Хуже, Жасмин. Ты слишком добра к себе.

Давид пригладил мои волосы – играючи, не спеша. Будто он вовсе не ждал от меня удара в спину. И будто вовсе не поэтому за нами сновала его охрана.

Но правда была куда ироничнее: Давид боялся меня.

И это его злило.

– Пожалуйста, – попросила в последний раз.

Я захныкала почти как ребенок.

А он втолкнул меня в квартиру.

Здесь все было иначе: вещи лежали на других местах как после ремонта, и еще в квартире было чисто. Женская рука побывала здесь в наше отсутствие, и квартира приобрела опрятный вид.

Словно здесь не живет самый жестокий человек в мире.

– Ты будешь здесь, – отрезал Давид.

Мне досталась небольшая комната. Другая – не та, в которой мы провели нашу единственную ночь и в которой же я его убила.

Я заметила в руках Давида ключи, а на двери снаружи – замок.

Пазл сложился.

Меня бросило в дрожь.

– Ты запрешь меня здесь? Как пленницу?

– Я должен уехать. По работе.

Я покачала головой: Давид не по работе уезжает.

Он поедет по следам Доменика. Давид предрешил судьбу своего врага.

От этой мысли сильно вспотели ладони. Давид не подходил ко мне – держался на расстоянии. То ли в целях безопасности, то ли, вспомнив нашу горячую ночь, боялся притронуться ко мне, чтобы не сорваться.

Он ведь для этого меня себе оставил.

Не вернул Доменику.

Не сдал властям.

А себе оставил… чтобы поразвлечься со мной в постели месяц или три. Он даже знать не знает ту девочку, которую хоронили вместе с ее семьей.

– Ключи есть только у меня, – прохрипел Давид низко, – мои люди будут охранять квартиру снаружи. К тебе и близко никто не подойдет.

– Здесь есть прослушка, – догадалась я, – или камеры. Я права?

– Мне это не нужно, – Давид скривил губы, – не занимался такой херней и не буду.

Давид был честен. Он играл прямо, не мухлевал.

Хлопок двери.

Поворот ключа.

Я слишком поздно бросилась к выходу из собственной тюрьмы.

– Ты не имеешь права! Выпусти меня!

Когда я осталась одна, сердце понеслось вскачь. Я закричала и сильно ударила по двери.

– Давид! Давид!