– Варвара, притормози.

– Не разговаривай со мной так, пожалуйста. Я тебе не подружка школьная. И я знаю, о чем говорю. У меня примеры есть, двоюродная сестрица такая. Всю жизнь моей мамочке пела, какая она бедная, несчастная, сирота Казанская, пока ей мать – дура, бабушкину квартиру не отписала. И та сразу отчалила. Хату продала и свалила за границу. Матери с тех пор ни разу не позвонила. Вот так. Так что… я про жалость много чего знаю.

– Варя, это не жалость. И Соня не такая.

– Да, конечно, не такая. Мы так и будем о Соне? А вообще, знаешь… я, пожалуй, поеду домой. Настроения нет, спасибо твоей… подружке.

Я злился, но понимал, что лучше Варю не трогать. Она позволила мне проводить её до дома, и даже поцеловать. Хотелось большего, давно и сильно, но, она обещала, согласилась на следующие выходные поехать со мной за город.

И вот, когда всё на мази, когда уже почти… Всё срывается! Блин!

Из-за Сони, о которой я вроде бы и думать забыл.

Оно мне надо?

Чёрт, вспоминаю её больные глаза, её худенькую спину, с выпирающими позвонками, плечики дрожащие, талию, которую могу пальцами обхватить…

Что же мне с тобой делать, Красотка?

– Соня… – Ирина Вениаминовна, гладит меня по руке. – Надо успокоиться, ситуация, сама понимаешь, сложная.

– Я не отдам Арину. Мне проще продать эту долю в квартире и уехать.

Я действительно подумываю об этом. Сижу в кабинете у директрисы, она поит меня горячим чаем. Ни слова о происшествии в греческом зале…

– Куда ты уедешь?

– Какая разница? Подальше от Москвы. Туда, где можно жить нормально, без всего этого.

– Это не выход.

– Очень даже хороший выход. Здесь что меня держит?

Я прекрасно понимаю, что держит. Могила мамы, отца… Бабушки. Дом, который я считала своим и который сейчас у меня отнимают, не просто физически отнимают – память уничтожают все там меняя, делая ремонт, продавая нашу мебель.

– Тебе надо учиться. Тут у тебя есть шанс. Скоро будет конкурс, грант позволит победителю обучение в профильном ВУЗе на выбор.

– Шанс что именно я выиграю не велик. – качаю головой, не хочу надеяться, это… это больно.

– Соня, ты же знаешь, что как раз твои шансы самые реальные? В прошлом году ты всё пропустила, были причины, но в этом ты должна!

– Если меня отсюда не попрут. Если не заберут Аришку.

– Не бойся, отсюда не попрут. И сестру… сестру твою мы тоже в обиду не дадим. Кстати, где она?

– С ней эта мадам из опеки разговаривает.

– Надежда мне понравилась, мне кажется, она прониклась вашей проблемой.

Мне бы уверенность директрисы! Если честно, я уже столько видела этих милых дам из опеки! И слышала их разговоры.

Ребёнок нужен, ребёнок не нужен… Какую премию дадут за то, что изъяли детей из неблагополучных семей.

Не хочу об этом думать. Какое право у них забирать мою сестру? У нас все нормально! Я даже могу похвастаться, что кормлю её деликатесами – спасибо Да Винчи.

Мне стыдно, что он был там и увидел, как я… Да, стыдно, что видел меня такой… несдержанной, воинственной.

Я знаю, мальчикам такое не нравится. Им нравятся нежные, женственные, милые, слабые… Варвара Михайловна очень женственная с виду. Такая милая, лапочка… Помню, как она пришла в студию, как сразу всем понравилась. Она была в меру строгой, сразу сумела дать понять, что троллить её не стоит. Не пыталась быть подружкой, но вроде и не сильно задавалась. Я оценила её педагогические способности, объясняла она хорошо, не давила, всегда всё чётко.

Правда, у нас были разные вкусы. Порой то, что нравилось мне она называла мазней и безвкусицей. А я находила в этих работах эмоцию, энергию, драйв.