— Рамиль, — визжит. Хочет меня оттолкнуть, но тут же вспоминает, что без меня на коньках не устроит и прижимается снова. Кайф. Нужно было её сюда сразу вести. На льду она куда более покладистая.

— Дам тебе пять секунд.

Милаха немного отстраняется, но продолжает держаться за мои руки. Только теперь не из-за страха, а потому что без опоры тупо не устоит. Её колени трясутся. Смешно шмыгает носом.

— Всё, я передумала! — Богдана резко поднимает голову, и её глаза полны паники. — Я не хочу!

Я лишь ухмыляюсь, начиная медленно пятиться назад, утягивая её за собой.

— Поздно, милаха. Ты уже на льду.

И в следующий момент она визжит, потому что я тяну её на лёд, а она пытается, как кошка, за всё зацепиться, лишь бы не оказаться на этой скользкой поверхности. Но ей ничего не остаётся, кроме как довериться мне. Я крепко держу её за талию, не давая упасть.

— Ты уронишь меня! — она в панике цепляется за мою кофту.

— Нет, если ты не будешь так визжать. Реально оглушаешь. Тем более я тоже нервничаю. Ты моя первая ученица.

Девчонка сначала краснеет до кончиков ушей. Потому что я выделяю: "ты моя первая". Сто пудов подумала про другое. После до неё смысл слов доходит. О, а вот и огромные глаза.

— Что?! У тебя совсем нет опыта?!

— У меня заебись какой опыт. Хочешь проверить?

Она тяжело сглатывает, смотрит на меня снизу вверх. Её руки всё ещё сжимают мою куртку, но я чувствую, как напряжение в её теле медленно тает. Она не замечает, что уже сама делает маленькие движения ногами, балансирует.

— Я воздержусь. - В ответ упрямо бухтит.

Скалюсь довольно. Любая другая бы уже на хер пошла. А эта... сучка выёбистая. Заводит не по-детски. И этот её подбородок задранный. Поджатые губы. Бесит и на иглу подсаживает одновременно.

— Зря.

— Сомневаюсь.

Я резко разворачиваюсь, притягиваю её ближе.

— У меня в ушах до сих пор твои стоны звенят, милаха. - Хриплю ей на ухо. Не могу сдержаться. То, как она краснеет, заводит больше всего. А как смущается... вообще кайф.

— Тогда запишись к лору. С этой проблемой нужно что-то решать.

Лыбу давлю. Даже сейчас огрызается. Когда полностью от меня зависит.

Я сильнее её в себя вжимаю, чувствуя, как её тело напрягается от этой близости. Милаха ещё пытается держаться, но я вижу, как дыхание сбивается, грудь быстро вздымается.

— Милаха, ты вся дрожишь, — хриплю, прижимая ладонь к её пояснице, заставляя податься ближе. — Это от страха или от чего-то другого?

Она судорожно глотает, взгляд бешеный, метается. Но я знаю, что никуда не денется. Да и не хочу, чтобы делась.

— Рамиль… — голос у неё тихий, срывается.

— Что, милаха? — протягиваю, пальцами проводя по её спине. Медленно, нарочно давя на нервные окончания, заставляя её вздрогнуть. — Давай, скажи. Не сдерживайся.

Её руки всё ещё сжимают мою кофту, но теперь пальцы сжаты так сильно, что костяшки побелели. Я вижу, как в её глазах проскальзывает паника, но не от страха. Оттого, что она не знает, что с этим делать. Со своими ощущениями. С тем, как на них реагировать.

— Ты… ты пользуешься положением, Рамиль, — всё-таки выдавливает, но голос предательски дрожит.

— Я и не отрицаю, — ухмыляюсь, наклоняюсь ближе, впиваясь взглядом в её губы. — Дай угадаю. Ты сейчас думаешь, что лучше бы не соглашалась сюда ехать? Что надо было свалить, пока была возможность?

Она медлит. Всего секунду. И этого мне достаточно.

— Поздно, — роняю одними губами перед тем, как грубо накрываю её рот своим. Целую глубоко, жадно. Захватываю, требую. Её губы мягкие, сладкие, и когда она едва слышно всхлипывает от напора, меня окончательно срывает.