Бабушка в моем далеком детстве, пытаясь научить меня вышивать, приговаривала: «Глаза боятся, а руки делают». Мне вспомнилась эта присказка, когда я, следуя найденным в галанете нормам и инструкциям, разбирала кровь Шрама на составляющие. В целом, все оказалось не настолько и ужасно. Базовые навыки у меня были, в лаборатории мне тоже часто приходилось работать с кровью. Выяснилось, что исходя из моих навыков и прочитанного в галанете, не так уж и сложно разложить кровь на составляющие и вывести формулу. Сложности начались потом.

К десяти утра буквы перед глазами уже танцевали какой-то древний языческий танец. Голова раскалывалась. Глаза словно кто-то намазал перцем. Но хуже всего было то, что у Шрама снова поползла вверх температура. Он снова был горячим, как печка и метался по кровати, будто кого-то пытался догнать. Или поймать. А я не была уверена в том диагнозе, который поставила ему на основании картины анализа крови. На всякий случай я еще взяла у буканьера слюну и посеяла ее в питательную среду. Если вдруг получится выделить возбудителя, я точно буду знать, чем пирата лечить. Но было одно «но»: микроорганизмам требовалось время, чтобы вырасти и размножиться. Чтобы я смогла рассмотреть, что за гадость подхватил в лаборатории Шрам и попробовать непосредственно на микроорганизмах лекарства. А пока у меня нет иного выхода, кроме как вколоть буканьеру вторую дозу антибиотика, и уповать на то, что температура спадет.

Дождавшись, пока Шрам перестанет метаться в бреду по кровати, я устало подошла к пищевому автомату. Есть не хотелось от слова «совсем», аппетита не было. Но мне нужны были силы. Где-то в глубине души зрело понимание, что время сейчас работает против меня. Что мне нужно торопиться и хоть что-то делать. Я была уверена в том, что сопровождавшие Шрама на вылазку пираты тоже или уже заболели, или вот-вот заболеют, допускала, что мой буканьер, как всегда, шел первым и получил наибольшую дозу заразы. А потому и свалился первым. Остальных эта участь тоже не минует. И тогда кто-то, да примчится к Шраму за помощью. А чтоб эта помощь была, мне нужны силы. Подумав, я заказала витаминно-минеральную болтушку с добавлением двойной дозы протеина.

Забрав из автомата контейнер, прихлебывая густую, как кисель и практически безвкусную жидкость, я устроилась в уголке с файлом, который мне дал Шрам перед уходом. Он сказал, что их целью была лаборатория «Сигма». Надо посмотреть, какую заразу разводят там. Может, в файле найдется подсказка, как действовать.

Я не допила болтушку. Спустя несколько минут контейнер вывалился из моих враз ослабевших пальцев, забрызгав густой жидкостью мне колени и пол у моих ног. Я растерянно посмотрела на белесую жидкость. А потом перевела взгляд снова на файл. Сердце в груди работало с перебоями, а по коже волнами пробегал мороз. «Сигма» разрабатывала технологию массового вживления модифицированных генов. Заражения ими большого количества существ одновременно. Как гриппом или чумой. Как же я не обратила на это внимание сразу?

Не хотелось даже думать о том, что ждет Альянс и его граждан, если последователи безумного генетика все-таки доведут эту технологию до ума. Это будет катастрофа. Катастрофа для разумных и для Альянса, после которой он, возможно, и вовсе прекратит свое существование. Не в этом ли была главная цель Дурана? Ведь еще древние говорили: «Разделяй и властвуй!» А чего проще посеять вражду в обществе, разделенном на два лагеря, где даже родственники и близкие могут оказаться по разные стороны баррикад и начнут убивать друг друга? Я представила реакцию Стейна, если бы он остался жив, а я вернулась с модифицированным геномом. И меня затошнило от перспектив.