– Нет, но забавно было бы покопаться в старине. В архивы заглянуть, что-нибудь в этом роде. Словом, заняться исследованиями.

– В какие архивы, Элла Турнье? – удивленно спросил Жан Поль.

– Ну, где хранятся свидетельства о рождении. О смерти. О браках. И так далее.

– И где же вы собираетесь отыскать эти архивы?

– Понятия не имею, – пожала плечами я. – Это уж по вашей части. Вы же библиотекарь, не так ли?

– Ладно. – Похоже, ссылка на профессию убедила его. Он выпрямился на стуле. – Начать можно было бы с архивов Менда. Это центр департамента Лозер в Севене. Боюсь только, вы не вполне отдаете себе отчет в том, что такое исследование. С шестнадцатого века сохранилось не так уж много документов. В те времена официальным государственным записям не придавали такого значения, как после революции. Да, церковные книги велись, но во время религиозных войн большинство из них было уничтожено. Особенно это касается гугенотов. Так что маловероятно, что вы разыщете в Менде что-нибудь проливающее свет на историю семейства Турнье.

– Минуту. С чего вы взяли, что Турнье были гугенотами?

– С того, что ими были большинство французов, уезжавших в ту пору в Швейцарию в поисках надежного укрытия либо чтобы быть поближе к Кальвину. А он, как известно, жил в Женеве. Были две большие волны эмиграции: первая в тысяча пятьсот семьдесят втором году, после Варфоломеевской ночи, вторая в тысяча шестьсот восемьдесят пятом, когда возобновилось действие Нантских эдиктов. Об этом вы можете почитать у нас в библиотеке, всю работу за вас я делать не собираюсь, – колко закончил он.

Я пропустила насмешку мимо ушей. Идея заняться изучением той части Франции, откуда произошли мои предки, казалась все более привлекательной.

– Так вы считаете, что имеет смысл заняться архивами в Менде? – с наивным оптимизмом спросила я.

– Нет, так я не считаю. – Он выпустил дым через ноздри.

Разочарование мое было столь очевидно, что Жан Поль нетерпеливо побарабанил пальцами по столу и сказал:

– Да не расстраивайтесь вы так, Элла Турнье. Познание прошлого – не такое простое дело. Это только вам, американцам, приезжающим сюда в поисках своих корней, кажется, что раз-два – и готово. Вы отправляетесь по тому или другому адресу, делаете несколько фотоснимков, и у вас прекрасное настроение, за какой-то день вы уловили дух Франции, верно? А назавтра вы перебираетесь в другие края, в другие страны, тоже в поисках семейных начал. И так вы присваиваете себе весь мир.

Я схватила сумку и встала.

– Вижу, вам все это очень нравится, – резко бросила я. – Что ж, спасибо за совет. Да и о французском оптимизме я немало узнала.

Я нарочно швырнула на стол десятифранковую монету. Она прокатилась мимо Жана Поля, упала на землю и со звоном подпрыгнула несколько раз на асфальте.

Я двинулась прочь, но он удержал меня за локоть:

– Погодите, Элла, не убегайте. Я вовсе не собирался вас обидеть. Мне просто хотелось, чтобы вы трезво взглянули на ситуацию.

Я остановилась и посмотрела на него:

– А что мне здесь делать? Вы самонадеянны и все ставите под сомнение, и вы всячески меня высмеиваете. Я всего лишь проявляю интерес к своим французским предкам, а вы ведете себя так, будто я делаю татуировку в виде французского флага себе на задницу. Знаете, мне и так здесь нелегко живется, а тут еще вы заставляете чувствовать себя посторонней.

Я снова повернулась и, к своему удивлению, обнаружила, что вся дрожу; голова кружилась так, что я вынуждена была прислониться к столу.

Жан Поль вскочил, усадил меня на стул и подозвал официанта: