Ага, старушка, мы вляпались. Хоть вперёд топай, хоть пяться – один хрен.

Собственно, почему хрен? Он прошёл немного вперёд и присел на пенёк, ибо другого относительно сухого места не нашлось. Кусты, кроны деревьев, поваленные или наклоненные стволы истекали влагой.

Хрен привязался к думке – не сковырнёшь. Ну, рос у мамки в огороде этот въедливый овощ. Тятя, ругаясь, поминал. Санька только много позже сообразил, что имеется в виду не твёрдый, до слёз ядрёный корешок, а нечто иное…

Кот замотал головой так, что с волос брызги полетели. Жучка так отряхивалась. Залезет жарким полуднем в речку, наплюхается, нафыркается, выскочит на берег и вся пойдёт винтом, изгоняя воду из разношёрстой шкуры…

Вот те и хрен, вот те и мамкина Жучка! Вокруг сырой, как губка, лес, а тропа сухая, и следы на ней затвердели до каменного звона. Санька ещё раз тряхнул головой. Опять полетели брызги – дождь, оказывается. Подставил ладонь, на неё заморосило. Странно, что раньше не заметил.

Лошадь тоже соступила с тропы и в первый раз за весь день отошла от седока на три шага. Конёк потянулся к травке, захрумкал, довольно всхрапывая.

Саня решительно поднялся, скинул с плеч непромокаемый синий плащ, подарок Горюты, стянул куртку, вывернул наизнанку и стал трудно напяливать влажную одежду обратно.

–Воронок, пошли дальше.

Конь поднял голову. Изо рта торчал похожий на усы пучок травы. Прожевал и мотнул башкой: отвязался бы ты от меня. Но Саня не внял, ухватил под уздцы и повёл, но не на тропу, а напрямую через лес, выискивая просветы между деревьями и обходя завалы; и даже не стразу сообразил, что нашёл ещё одну дорожку. Почти незаметную, но вполне торную.

Укромная полянка не замедлила себя явить. Кот свернул за неохватный, чёрный, с потрескавшейся корой ствол, вывалился на кругленькую, поросшую короткой густой травой прогалину, и остановился в нешуточной задумчивости. Противоположная сторона поляны поблёскивала и кривилась, будто её затянул огромный мыльный пузырь. Если не присматриваться, вообще не заметишь, а постоял немного и разглядел границу этой и той стороны. Да хоть трава: тут – короткая и густая, там – высотой по пояс, испятнанная цветами. А за ней… видел Саня такое дерево, не дерево, леший знает, что такое: зелёное и лопушастое, под которое Шакова телега поместится. Но видел он его на самом юге. Куст этот там обихаживали, холили и лелеяли. В начале лета он выстреливал огромный колос-соцветие, который к зиме вызревал сотней плотно пригнанных, сладких-пресладких продолговатых плодов. Ага – банан. Самое место для него на северной Границе!

Пока вспоминал, сам не заметил, как подобрался к прозрачной преграде вплотную. Она колыхалась и как бы перетекала. Кот осторожно тронул её пальцем. В стороны пошли едва заметные мелкие круги. Лес за преградой исказился рябью.

Надо бы подумать, взвесить все за и против, к месту вспомнить пример из прошлой жизни, как совал голову, куда тебя не звали, хуже – не пускали.

Саня зажмурился и рывком, как в воду, нырнул в прозрачную неизвестность. Она неприятно обволокла и тут же, чмокнув, пропустила. Лошадь недовольно всхрапнула, натянула повод – её, однако, никто не спрашивал – и пошла за хозяином.

Хоть обратно скидывай куртку: снизу – мокро, сверху – мокро, в середине – жарко. В первый момент показалось, что и в самом деле нырнул в воду. Потом и глаза и дыхание приспособились. Колет пришлось расстегнуть, иначе утонул бы в собственном поту. Зато отчётливо и близко обозначились знакомые и такие долгожданные… Шак, Эд, Фасолька.