– Держи! – охранник вытянул руку, пытаясь поймать нарушителя за шкирку. Но тот спрыгнул на асфальт моста. Развернулся лицом к подбежавшим спасителям, те отпрянули. Вместо глаза у него зияла кровавая рана. Обрывки одежды свисали с плеч. Босые ноги оставляли мокрые следы на асфальте.

– Парень, ты купался что ли? – спросил первый, который вообще был побойчее напарника.

– Тебя били? – спросил второй. – Сейчас врачей вызовем.

– Не надо, – раздался хриплый каркающий голос.

– Ты нарушитель так-то! Может, ты пьяный?

Но парень махнул рукой, показывая им, чтобы освободили дорогу. И патрульные, повинуясь, разошлись в стороны и даже отвернулись, пропуская тощего, ободранного парня с кровавой дырой вместо глаза.

Еще мгновение назад он стоял на берегу океана и протягивал отцу сапфировый глаз в благодарность за спасение. А на рассвете он вышел из Дома Гильяно, хотя, казалось, покинуть Дом, ему, узнику, невозможно. Дом вытягивал из него силы, и не хотел отпускать. Если бы не отец, Ян остался бы в заключении навечно. Его силы убывали, но Дом с садистской расчетливостью оставлял каплю на дне, чтобы демон-лилу оставался слаб, но жив.

Ян Каминский был двояким существом: внешне человек, а внутри – древнее создание. Этот мир давно существовал без таких как он. Все существа стихий, лилу, с древних времен были связаны договором с могущественной семьей Гильяно. Вся сила лилу была для только для Гильяно: вечная молодость и неземная красота, благополучие и счастье, радость без причины, несокрушимое здоровье и даже бессмертие. Ян был первым, за многие тысячелетия, кто родился вне договора, у обычной земной женщины. За его рождение было заплачено кровью: дон Гильяно казнил сына Шема за то, что тот решил объявить себя отцом детей, Яна и его брата Марка.

Сейчас он пытался привыкнуть смотреть одним глазом. Сумерки белой ночи окрашивали все вокруг в привычные ему оттенки пепла. Яркими и светящимися, играющими всеми цветами радуги, он видел лишь души людей. когда научился их видеть. До этого весь мир для него был серым и невзрачным. Он удивлялся, как люди не грустят в этом однотонном скучном мире, как они находят повод для радости?

Но однажды, когда он забрал душу умирающей девочки, он поразился краскам вокруг. Мир был цветным, а он его таким и не видел. Жаль, что детская душа, оказалась нестойкой, она разрушилась очень быстро в его объятиях, и мир снова потускнел. Зато теперь людские души притягивали его еще сильнее. Он рассматривал их, как драгоценные камни, наслаждаясь переливами красок. Каждая из них могла стать его на время.

Он остановился, чтобы сообразить, куда ему идти. Ему нужна женщина. Одна-единственная. С волосами цвета серебра и глазами полными лунного света. Даже сейчас, вызывая в памяти ее образ, чтобы по нему, как по компасу, найти направление, он дрожал от страха и страсти. Он без ума от нее. Но она его не помнит. Когда люди выходят из Дома Гильяно во Внешний мир, они забывают все, что с ними происходило в Доме. Он может влюбить ее в себя, на это его сил хватит. Правда, он не намерен так поступать.

"Лишь в крайнем случае", – прошептал чей-то неприятный голос.

– Нет, ни в каком случае!

"Это ты сейчас так говоришь, а когда она тебя отвергнет, все средства будут хороши".

– Я буду рядом. Просто буду рядом с ней. Всегда. И она привыкнет. И будет во мне нуждаться. А я всегда смогу ей помочь.

Ян повернул в сторону Васильевского острова. Смоленское кладбище, надгробия-магниты, взгляд не оторвать и уйти от них невозможно. На черном полированном обелиске, установленном в девятнадцатом веке: Freide deiner Asche. Мир твоему праху. Asche – прах, пепел. И здесь напоминание об Ашере. Ян смотрел и старался не отводить глаза.