Матвей уже успел присоединиться к головной группе и разгребал завалы вместе с ними, борясь с поднимающейся угольной пылью. Боль в мышцах он не замечал, как и текущий ручьём по спине пот. Мысли были лишь о детишках, запертых в этих пропитанных непроглядным мраком тоннелях, и он отказывался соглашаться с ярлом Эриком об их судьбе.

Вскоре он узнал и как звали детишек: Нильс, Аксель и Эльза. Их имена постоянно выкрикивали разгребавшие с ним бок о бок завалы пирамидные. Один из мужчин, Матвей узнал это лишь позже, был отцом девочки Эльзы. Он был страшно худ, немолод и с виду создавал впечатление человека крайне слабого, но среди собравшихся один лишь он не позволял себе передышки ни на минуту. Позже Матвей узнал его имя – Отто.

К полудню гора из булыжников в конце цепи стала высотой в два человеческих роста, но по ощущениям они продвинулись не далее как метра на три вперёд. Более того, камни как назло становились тяжелее и больше. И тогда Матвей стал замечать в глазах остальных безнадёжность, тесно соседствующую с жуткой усталостью. Подобный взгляд вскоре проявился почти у всех, кроме отца Эльзы.

Часам к пяти, когда Матвей перестал чувствовать собственные руки, он всё же позволил себе сделать небольшую передышку и вышел из тоннеля. Пробывшие долгое время в темноте глаза некоторое время привыкали к яркому солнечному свету, а горячий пот мгновенно остыл под ветрами арктического воздуха.

Он отошёл несколько метров от штольни и заметил небольшой стенд, покрытый грязью, пылью и птичьим помётом. Присмотревшись, ему удалось прочитать, что эта шахта была законсервирована ещё в 1998 году.

Матвей заметил Лейгура, занимавшегося укреплением шахты. Он оголился до пояса, обнажив свою волосатую грудь и спину, исписанную татуировками так, что со стороны это выглядело как ещё одна рубаха. Собиратель лишь различил несколько грубых узоров с острыми углами, скандинавские руны, но остального совершенно не понял.

– Матвей?

Эрик незаметно подошёл к нему и поджал губы в приветствии.

Матвей ответил на приветствие кивком, но промолчал.

Эрик сел рядом, опёрся о стенд, а затем устало проговорил:

– Отправил радиосообщение в Лонгйир, предупредил, чтобы сегодня не ждали. – Он сложил руки на груди. – Да и завтра, наверное, тоже. Ребятам нужно будет отдохнуть от сегодняшнего, набраться сил.

О происходящем ярл говорил так, словно нечто нарушило привычную ему будничную рутину, навалив лишних хлопот. Он не воспринимал это как трагедию, и голос его был спокойным, граничащим с безразличием, отчего на душе у Матвея загорелся огонёк негодования.

– Вы же общались с Машей, верно? – Матвей взглянул ярлу в глаза.

Прозвучавший вопрос на мгновение поставил Эрика в тупик.

– Разумеется, мне довелось немного с ней побеседовать, – ответил он со сдержанной ухмылкой, – умная и крайне талантливая женщина. Она биолог, верно? Я познакомил её с нашими учёными.

– А вы смогли бы поверить, узнав, что такая с виду хрупкая женщина, как она, смогла выживать на протяжении четырёх месяцев в захваченной мерзляками Москве? Всё это время находясь у них под носом?

Эрик издал задумчивое хмыканье.

– Это правда? – спросил он наконец.

Матвей встал и услышал, как хрустнули усталые колени.

– Вы напоминаете меня полгода назад, когда её отец пришёл к нам на станцию и втянул меня в эту спасательную операцию. До самого конца я был уверен – его дочь мертва, и мы идём за трупом, но как только я увидел её… – Матвей замолчал, не в состоянии подобрать слов. – Я лишь хочу сказать, что между нами и Машей были тысячи километров пути, а здесь… – он указал на холм с рудником, – и полсотни метров не будет. Поэтому сделайте милость, ярл Эрик, и хоть немного уверуйте в то, что детишки ещё живы.