– Ну и он же тебе в помощь. Не буду мешать. Пойду прогуляюсь.

– Сожалею, но не могу составить компанию.

– Чао.

– Чао-чао, – ответил он, не поднимая головы.

Утро как-то слишком быстро превратилось в сухой, палящий день. Эйлин устала и от ходьбы, и от густой толпы туристов. Ноги сами вели с широких площадей в узкие затенённые улочки. Через какое-то время стало понятно, что она окончательно заблудилась в их лабиринтах и… как всегда, когда надо – GPS не ловил сигнал. Увидела приоткрытые высокие дубовые двери. Из-за них доносился монотонный голос, усиленный микрофоном. Она решила, что? по-видимому, это церковь и там сейчас идёт служба. Она вошла в прохладный полумрак. Каково же было её изумление, когда она увидела прислонённые к стенам большие и маленькие полотна картин. «Наверное, это картинная галерея и я попала на смену экспозиции», – подумала она и в этот же момент услышала – ни с чем не спутаешь – удар деревянного молоточка. Сколько раз она слышала этот звук в зале суда.

– Venduto.

«Продано, – догадалась Эйлин, – значит я попала на аукцион».

Она присела на свободный стул, ослабила ремешки сандалий и приготовилась приятно отдохнуть от жары в окружении красоты. Не понимая ни слова по-итальянски, Эйлин представила, что сидит в зале и смотрит немое кино. Голос аукциониста превратился в бесконечно-монотонный рокот, под который в зале происходило своё действо – что-то вроде пантомимы. Особенно было интересно наблюдать за теми, кто принимал участие в торгах. За их, казалось бы, естественными жестами: мимолётными касаниями то уха, то бровей, то перекидывания ноги с одной на другую – прятался какой-то им одним понятный смысл. Наблюдая за «немыми разговорами» участников аукциона, она вдруг поняла, что продажа картин – это не только продажа, но и какая-то игра, понятная только её участникам. Эйлин наклонилась к соседу и попросила у него каталог. Она конечно же не знаток искусства, но стартовые цены ей показались сильно завышенными. Сделав несколько снимков на телефон, она так же тихо, как и вошла, пробралась к выходу.

– Дети мои, теперь, когда я уже не комиссар, а простой пенсионер, я могу говорить то, что думаю. – Антонио, сыто поглаживая шар своего живота, откинулся на спинку старого кресла и жестом пригласил молодых людей сесть на диванчик напротив. – Мир мафии – это не только рэкет, контрабанда, убийства и вековая вражда. Перечисленное – это верхушка айсберга, а внизу семь раз по столько же. Голод, нищета и бесперспективность жизни – вот что приводит людей в мафию. Не стремление к богатству, не стремление к власти. Принадлежать к клану – это значит быть защищённым. Получить возможность выбраться из долгов, дать детям достойную жизнь и образование. Не случайно в каждой семье, в каждом клане одного из отпрысков – сына или дочь, неважно – отправляют учиться за границу. Там, в престижных школах и университетах, они заводят дружбу и новые знакомства. Там же делают первые шаги в общество, в политику, в «чистый», – он вскинул обе руки в жесте «кавычки», – вы когда-нибудь видели чистый бизнес? Я – нет. И тем не менее, возникает то, что у вас – у англичан, называется school ties1.

Кармела – младшая дочь дона Мирелли родом из Катаньи. Если помните «Крестного отца», то должны знать, что это и родные места дона Вито Корлеоне. Мафиозная альма-матер, можно сказать. Старик Мирелли отправил дочь учиться в Сорбонну, где она изучала историю искусств. Ваш Джулиано Скарези ей в подмётки не годился по знатности или значимости в делах клана. Именно поэтому дон и отдал дочь за него, типа муж-бодигард, и отправил их во Флоренцию. Кармела Мирелли стала не только женой и матерью двоих сыновей Джулиано, но и бухгалтером той ветви синдиката, которая специализировалась на отмывании денег путём перепродажи предметов искусства и антиквариата.