Облокотившись о борт, придвигаюсь поближе к девушке, чтобы наконец понять, чего она хочет.

– Всё в порядке? – буквально кричу ей в ухо.

– Да, а зачем мы остановились?

В смысле?

– Ты что-то говорила! – объясняю очевидное.

Яна отрицательно качает головой, на мгновение застывает, а потом заливается смехом.

– Я песню пела, – проговаривает мне на ухо, дыханием щекоча мою шею, – песня знакомая звучала, вот я и…

Она виновато разводит руками, слегка пошатывается. Я моментально реагирую и обхватываю её за талию. В голубых глазах мелькает испуг, то ли от несостоявшегося падения, то ли от неожиданных обнимашек. Мне по барабану, если честно, от чего. Крышу сносит от невинного взгляда девчонки, я придвигаю её ближе и льну к приоткрытым мягким губам.

15. Глава 15

Никогда бы не подумала, что у нас в колледже такой красивый потолок – высокий. Химик говорит, это чтобы мы лучше знания впитывали, мозги свежим воздухом и кислородом насыщали. И освещение такое хорошее, яркое, помогает лучше учебный материал усваивать.

Скажете, с чего я вдруг потолком заинтересовалась? Всё просто: куда ещё можно уставиться, когда хочется помечтать или вспомнить что-то приятное? Например, поцелуй со своим парнем. Можно, в принципе, в окно, только я возле стены сижу. Приходится довольствоваться тем, что есть.

Катюха сегодня – прогульщица, не явилась на пары. Достаю телефон, чтобы настрочить сообщение, но в этот момент в аудиторию входит Сафонова вместе с нашей классной. Обе на меня таращатся, Светка пальцем в мою сторону тычет.

– Лопухова, – грозный голос классухи заставляет меня вздрогнуть, – поднимайся, и за мной. Живо!

Последнее слово звучит, как выстрел, поэтому я тороплюсь выполнить приказ. Спорить со старшими не рискую, хватаю сумку на всякий случай и топаю к выходу.

Хочется спросить у Марии Алексеевны, так зовут классную, что происходит. Но она женщина строгая, напоминает сурового надзирателя, провинился – получи розги. Поэтому я предпочитаю молча ковылять за рослой женщиной, отвлекаясь на мерное покачивание её красноватой шевелюры.

Когда мы отходим на некоторое расстояние от аудитории, Мария Алексеевна поворачивается ко мне передом, ко всему миру задом.

– Яна, – произносит ледяным тоном, – ты знаешь, что я всегда ставлю тебя в пример другим студенткам.

Киваю, как болванчик, но голоса не подаю.

– Твоё примерное поведение и любовь к будущей профессии достойны уважения. Были.

Настораживаюсь, всматриваясь в лицо женщины. Как можно сохранять абсолютно безэмоциональное выражение лица? И почему она говорит в прошедшем времени?

– Теперь ты меня разочаровала, – продолжает Мария Алексеевна, – девочки из группы рассказали, как ты ведёшь себя за стенами колледжа, про бесконечные гулянки с парнями. Обещали ещё фотографии показать, но я предпочла воздержаться.

Она брезгливо морщится, наверное, представляя себе те самые фотографии. Которых, скорее всего, и не существует. По крайней мере, если никто не додумался какой-нибудь гадости нафотошопить. Но фотографии – потом, сейчас меня больше другое волнует.

– Подождите, Мария Алексеевна, это всё наговор. Меня просто хотят очернить… – пытаюсь оправдаться, но напрасно, классная выставляет руку вперёд, призывая этим жестом замолчать.

– Только из уважения к твоим прошлым заслугам, я не затеяла этот разговор в аудитории. Так что не спорь, а лучше скажи, Яна, ты встречаешься с каким-нибудь парнем?

Да чтоб тебя, что за вопросы? С каких пор личная жизнь студентов касается их преподавателей?

– А это запрещено уставом нашего учебного заведения? – спрашиваю в нерешительности, понимая, что по-другому вопрос уже не решить. Придётся рассказать всё, как есть.