Он помог себе пальцами и наконец-то погрузился в меня быстро, но действительно практически без боли, а потом начал двигаться, растягивая моё нутро. Та самая «штучка» в моей многострадальной заднице, видимо, своим объёмом ещё сильнее сужала влагалище, отдаваясь тупой болью при каждом проникновении.

– Ух, какая ты… – снова этот шёпот над моим ухом и смесь запаха одеколона и табака. – Твоя щёлочка такая жаркая и тугая… Малышка, ты доставляешь папочке безумное наслаждение. Быть первым в твоей дырочке… – Никитин дышал всё быстрее, но не переставал говорить, – это достойно не только зачёта… – его движения становились всё резче и глубже, – тут и всю сессию можно закрыть автоматом…

Я была вынуждена подчиняться каждому толчку, чтобы иметь возможность вдохнуть хоть немного воздуха. Он тёрся торсом о мою грудь и так сильно сжимал пальцами ягодицы, что я была уверена: там останутся синяки. Внутри всё кипело, анус горел от боли. Что же там такое было?..

Наконец профессор выпрямился, придвинул меня к краю стола, ухватил за бёдра и начал бешено насаживать на член. Моя истерзанная грудь тряслась, доставляя боль, которой и так было предостаточно в каждой клеточке тела.

Я не выдержала и закрыла лицо руками в попытке локтями сбавить амплитуду тряски. И всё же ощущение надвигающейся эйфории неотвратимо приближалось… Меньше чем через минуту яркая вспышка поглотила моё сознание, разорвавшись ослепляющим фейерверком сначала в промежности, а потом и в голове. Я с громким отчаянным криком выгнулась и разрыдалась от растекающегося по телу жара.

Никитин совершил ещё с десяток движений, и пульсации его члена внутри меня оповестили о долгожданном оргазме… Всё…

Я свободна…

Никитин

Забавно было наблюдать на лице Мире одновременно следы удовлетворения и облегчения. Моя наивная дурочка была уверена, что это финал, что я сейчас поставлю подпись в зачётке и отпущу её на свободу. Глупышка.

Я стащил презерватив, достал пачку салфеток из ящика. Одну взял себе, вторую протянул ей:

– Мира, приведи себя в порядок и одевайся.

Она неловко оттёрла промежность и внутреннюю поверхность бёдер и потянулась к пробке…

– Не трогай.

– Но… – в испуганных голубых глазах отразилось непонимание.

– Эта пробка подготовит твою заднюю дырочку.

– К чему?.. – всхлипнув, она почти догадалась.

– Мы сейчас поедем ко мне, соорудим лёгкий ужин, а потом продолжим начатое. Ты ведь не думала, что за зачёт достаточно просто раздвинуть ножки, лёжа на столе? – я удивлённо улыбнулся, будто длительность процесса была мне очевидна, в отличие от неё. – Что такое? Почему слёзы? Ты так сладко стонала, что я был уверен: тебе всё нравится.

Мира шмыгнула носом и вытерла лицо:

– Разве этого недостаточно?..

– Милая, мы ведь только начали. Не все твои жаркие местечки лишились невинности. Или ты планировала разделить их между тремя разными преподавателями? – я чуть не расхохотался над собственной шуткой и с трудом удержал серьёзное выражение лица.

– Что?!.. Я?.. Нет, я… – слёзы с новой силой потекли по её щекам.

– Выдохни и успокойся. И уже оденься. Нам пора, – я взял её за руку и повернул к себе спиной, чтобы проверить расположение пробки.

Ягодицы Миры сжались от моего прикосновения, а следом раздался болезненный хрип. Её попка ещё не привыкла к таким фокусам, мышцы старались сжаться, но тут же наталкивались на металлическое препятствие. Я немного надавил на внешнюю часть пробки и, удостоверившись, что она сидит на всю глубину и очень плотно, прижал обнажённое тело к себе:

– Чем меньше сопротивления, тем меньше боли, малышка. И тем больше удовольствия… Одевайся, – я легонько шлёпнул её по гладкому бедру, подталкивая к креслу с одеждой.